Репутация - Лекс Краучер
– А что случилось с его братом? – Джорджиана разрывалась между двумя желаниями – чтобы Сесилия закрыла свой прекрасный, обрамленный изящными губами рот и чтобы она поведала еще хоть что-нибудь о мистере Хаксли.
– Умер пару лет назад, он был младшим братом. Джеймс рассказал мне вчера. Ой, он еще так язвительно высказался, что, мол, от этого-то Томас и стал скучным… как можно говорить такие ужасные вещи? Как это печально, когда в семье кто-то умирает совсем молодым.
– Как он умер? – спросила Джорджиана, стараясь изобразить беспечное любопытство.
– Признаться, я точно не знаю. Джеймс не сказал. От болезни, наверное. Думаю, это сильно сказалось на Томасе.
Джорджиана была единственным ребенком в семье и не могла вообразить, каково это – потерять брата или сестру. Скоропостижный отъезд родителей на морской курорт, конечно, стал для нее потерей, но родители по крайней мере могли вернуться или пригласить Джорджиану на чай, хотя в данный момент и то и другое было маловероятно, смерть же была пугающе необратима. Джорджиана даже представить не могла, что случилось бы с ней, потеряй она отца и мать навсегда, насколько «скучной» сделалась бы она для окружающих.
– В любом случае он знал, что в деревне есть доктор, потому что его собственный дом стоит совсем неподалеку. Я слышала, он потрясающий, интересно, он когда-нибудь…
– Ты все никак не уймешься со своим чертовым мистером Хаксли? – спросила Фрэнсис, прекратив пересмеиваться с Джонатаном. – Он отдал тебе свою карету, Сес? Он ловил твою блевотину в горсточку, чтобы ни капли не пропало? Он стянул свои бриджи и показал тебе свой крепкий золотистый…
– Ну ладно тебе, ладно, уж и сказать ничего нельзя, – обиженно пробормотала Сесилия.
Джорджиана рассмеялась вместе со всеми, мысленно благодаря Фрэнсис за то, что та прекратила эту бесконечную хвалебную речь.
Остаток дня прошел тихо. В какой-то момент все решили поспать и проснулись, только когда задремавший на стуле Кристофер с диким воплем ужаса свалился на пол. Поднявшаяся паника быстро сменилась весельем. Кристоферу не понравилось, что над ним потешаются, и он побрел в дом, искать другое спальное место. Когда он исчез в комнатах, внутри у Джорджианы словно ослабла натянутая струна, хотя она до сих пор чувствовала его руку у себя на бедре, как будто Кристофер оставил там синяк.
Синяка не было. Она проверила.
Куда приятнее было вспоминать прикосновение мистера Хаксли, хотя чем дольше Джорджиана вспоминала, тем яснее становилось, что она попросту набросилась на ни в чем не повинного джентльмена и отвезти Сесилию к доктору он вызвался исключительно, чтобы спастись от ее бесстыдных приставаний. Пока все дремали в саду, Джорджиана, сама пребывая в приятном промежутке между сном и бодрствованием, тщательно переписала в воображении свою историю: представила, как мистер Хаксли посреди ночи возвратится в коттедж, якобы справиться о здоровье Сесилии, но на самом деле, чтобы снова увидеть ее. Их взгляды встретятся, и мистер Хаксли сообщит собравшимся, что сейчас принесет еще вина – тайный шифр, понятный лишь им двоим, – и она тайком прокрадется в погреб, где он возьмет ее руки в свои, как только она спустится с лестницы. Он скажет, что все его мысли только о ней, что до конца жизни затхлый запах погреба будет заставлять его сгорать от желания. Скажет, что Сесилия красива, но как-то слишком, что ему куда больше по сердцу брюнетки среднего роста, слегка невоздержанные на язык. Между ними снова, как в прошлую ночь, пробежит искра – настоящая, не воображаемая, – но на этот раз никто им не помешает. Он заключит ее в объятия, и отведет в сторону ее волосы, и поцелует ее.
А потом? Джорджиана не могла придумать, что случится дальше. Уж точно не то, что произошло между Фрэнсис и Джеремайей. Представить, как он делает предложение, тоже не получалось. Нет, на этом фантазия заканчивалась, и Джорджиана была вынуждена возвращаться к началу. К счастью, проигрывать все заново было нетрудно, особенно ей нравился момент поцелуя.
Когда настал вечер и все отправились приводить себя в порядок и переодеваться к ужину, Джорджиана успела проскользнуть вслед за Фрэнсис в ее спальню и закрыла дверь.
– Ты… как ты, Фрэнсис? – спросила она, сев на край кровати.
Фрэнсис меж тем прошла в гардеробную, как ни в чем не бывало устроилась за туалетным столиком и стала разглядывать себя в зеркале. Солнце уже садилось, и комнату озаряло мягкое сияние, темные локоны Фрэнсис блестели в розоватых лучах.
– Как я? Хорошо, – небрежно ответила она.
Фрэнсис уже вынула из прически булавки и теперь расчесывалась быстрыми, четкими, аккуратными движениями.
– Но… ты не расстроена из-за того, что случилось? Не хочешь об этом поговорить?
– Расстроена? С чего бы мне расстраиваться? Ты прелесть, Джордж. Знаю, Джонатан его ненавидит, но Джеремайя не такой подлец, каким он его воображает. Он хороший, пойми. Он благородный человек. Он просто не хочет делать мне предложение среди этого кошмарного сброда, и его можно понять. Только вообрази, согласиться стать его женой в Бастардовом коттедже. – Фрэнсис отложила расческу, вытащила пробку из бутылочки со сладко пахнущим маслом, растерла немного между пальцами и принялась умащивать волосы. – Честно говоря, мне кажется, Джонатан немного ревнует. Это печально.
– Ревнует? – удивилась Джорджиана. – Но я думала…
– Ах, это не та ревность, разумеется. Но мы с ним друзья неразлейвода, и уже давно. Ты же видела, как мы ладим. Думаю, Джонатан считает, что Джеремайя останется в выигрыше, а он – в проигрыше. Я ведь вряд ли смогу валять с Джонатаном дурака по всей округе, если стану мисс Джеремайя Рассел, верно?
– Да, вряд ли, – ответила Джорджиана, наблюдая, как Фрэнсис ловко собирает и закалывает волосы. – Фрэнсис, я… А что же с Джейн?
На мгновение ее подруга застыла, потом отложила булавки на туалетный столик.
– А что с Джейн? – медленно проговорила она.
– Ты же знаешь, что я вас видела, Фрэнсис. Прости, я не нарочно, но… я видела. И я не знаю, что это было и что это значило, но точно знаю, что Джейн очень огорчена.
Фрэнсис покачала головой и рассмеялась:
– Ну, и что ты видела, Джорджиана? У тебя никогда не было такой дружбы? Мы молоды. На дворе лето. Мы выпили, мы… Это вообще ничего не значит.
Джорджиана отнюдь не была уверена в том, что после двадцати лет подобное допустимо списывать на летние безумства молодости, но прикусила язык.
– Эта ярмарка – наша маленькая летняя традиция, моя и Джейн. Еще с детства. Но
