Бездны - Пилар Кинтана
Потом мы пошли в «Дари». Заплатили и сели за столик, я держала свое мороженое. У куклы были каштановые волосы с рыжиной, не такие густые, как у Паулины, и голубые глаза, но дешевые, веки не закрывались, а ресницы были нарисованные.
– Они мертвые, – сказала я.
– Кто?
– Глаза. Ты сама посмотри.
Мама смотрела на «Зас». С этого расстояния, сквозь огни и сумерки, нам не было видно, что происходит внутри. У магазина стояли две машины, а между ними – дерево, листья его дрожали на ветру. Открылась дверь, и вышел мужчина. У него не было пакета с покупками, он не стал отходить далеко, просто вышел подышать воздухом. Это был продавец. Одет он был как Гонсало: светлая рубашка и облегающие черные брюки.
– Мам, спасибо за подарки.
Она медленно повернулась ко мне. Я улыбнулась:
– Они мне очень нравятся.
Прошло немного времени, и мама снова вернулась домой позже обычного, нарядная, накрашенная, с идеальной прической и украшениями, но без энтузиазма.
– Как же я устала.
Я сидела за столом и обедала.
– Тяжелый был день?
Она упала на стул:
– Ты посмотри, сколько времени. Я еле-еле сбежала. У меня ноги болят все время стоять.
Она скинула туфли.
– Бедная.
– Заявились три японца, я ни слова не разбирала. Показала им все товары, мы три раза обошли весь магазин – от одной стены до другой, первый и второй этаж. И что, как ты думаешь, они купили?
– Что?
– Самую дешевую фоторамку. Хозяйка меня же еще и обругала. Ты представляешь?
Я возвращалась из школы, мама сидела, опустив ступни в тазик с теплой водой.
– Старуха эта просто невыносимая.
– Какая?
– Да хозяйка.
Туфли валялись на полу, мама чертыхалась.
– Сегодня тоже был плохой день?
– Чудовищный!
Теперь она вечно была в плохом настроении, и лучше всего было оставить ее в покое и не задавать вопросов.
Я обедала – она переодевалась. Я делала уроки – она мылась. Я смотрела «Улицу Сезам» – она спускалась с грязной одеждой и отдавала ее Лусиле, чтобы та постирала.
– Руками, Лусила, вы меня поняли? Не хватало только, чтобы эта блузка села, она очень тонкая.
По вечерам, за ужином, она жаловалась на хозяйку, клиентов, которые ничего не покупали, на безумные цены и низкую зарплату.
Когда мама уволилась, мы все были рады.
– А эта старая фурия…
– А что она?
– Начала за что-то выговаривать – тут я ей все и выложила все, что накопилось.
– А ты что ей сказала?
– Чего я ей только не сказала.
Теперь, возвращаясь из школы, я заставала маму в постели с журналом. Я обедала, а она листала журнал. Я делала уроки – она листала журнал. Я смотрела «Улицу Сезам» – она листала журнал.
– Мам, – начала я как-то в понедельник, – мне нужна твоя помощь, нам по обществознанию задали. Тебе надо скопировать карту Колумбии и вклеить мне в тетрадь.
– А сама ты не можешь?
– Могу, но учительница сказала, чтобы мы попросили мам нам помочь.
Она отвела взгляд от журнала и посмотрела на меня, чтобы убедиться, что это правда.
– Клянусь тебе! Она сто раз повторила.
– Что домашнее задание должны делать мамы?
– Да. Скопировать карту из атласа и вклеить в тетрадь, очень аккуратно, ровненько, вертикально на одну страницу, а не горизонтально на две. И мы с ней будем работать целую неделю.
– Не понимаю.
– Пойдем в кабинет, я тебе покажу.
Там я уже все для нее подготовила и выложила на стол: кальку, карандаш, атлас, открытый на нужной странице, тетрадь и клей.
– Вот, тебе нужно скопировать карту и приклеить сюда, вот так. – Я показала на правую страницу разворота, провела по ней сверху вниз. – Не так. – Я провела по двум страницам разворота, горизонтально, слева направо. – Очень важно, чтобы карта была на одной странице.
Я снова показала, как правильно.
– Окей.
– Ты поняла?
– Ну конечно, Клаудия.
Она стала переводить, а я за ней наблюдала. Потом мне стало скучно, и я включила телевизор. Показывали «Улицу Сезам», которая как раз начала казаться мне глупой передачей. «Сверху, снизу и насквозь. Сверху, снизу, и насквозь. Кругом, кругом… Сверху, снизу и насквозь…» Господи боже мой, это же для детей из садика. Но потом появились Бето и Энрике в пижаме – один храпел, а другой смотрел на него. Я была заворожена.
– Готово, – сказала мама.
Я с трудом оторвалась от экрана и посмотрела на нее:
– Спасибо.
И тут же повернулась обратно к телевизору.
– Убрать тетрадь тебе в портфель?
– Ага.
Я по-прежнему больше всех любила Графа фон Знака и его замок с летучими мышами. «Вот я играю восемь нот, но только задом наперед, восемь клавиш под рукой, хочешь – слушай, хочешь – пой, но и задом наперед ноты очень любят счет. Но и задом наперед ноты очень любят счет».
Тетрадь я раскрыла только на следующий день, на уроке обществознания, когда скомандовала учительница. Я глазам своим не поверила. Карта была отлично скопирована, но приклеена горизонтально на две страницы. Не так, как я просила, а точно наоборот. Точно так, как учительница сказала не делать.
Пожилая, худая, в юбке до колен, с ровным пробором и волосами, спадающими по бокам, будто две шторы, она стала вызывать нас по одной, в алфавитном порядке, и проверять задание. Девочки подходили к ее столу, и каждой она ставила галочку, мне было видно.
Наступила моя очередь. Я встала, подошла к ней и положила тетрадь на стол. Закрыла глаза и вдохнула поглубже. Когда я открыла глаза, учительница держала мою тетрадь в руке и показывала всему классу.
– Ровно наоборот, – сказала она, мощный голос ее будто бы доносился из проигрывателя. – Ровно так, как я вам сказала не делать.
Она опустила тетрадь и посмотрела на меня:
– Чем вы это объясните?
Я промолчала.
– Вы не последовали моим указаниям. Как же можно было так приклеить карту? Посмотрите, что за кошмар. – Она с презрением захлопнула тетрадь. – Вы не попросили маму помочь.
Я удивленно посмотрела на нее.
– Так ведь? Не попросили?
У нее были очень темные карие глаза с желтоватыми белками. Я оглядела класс. Мои одноклассницы ждали ответа.
– Нет, – сказала я. Лучше уж пусть все думают, что это я сотворила такой кошмар.
Учительница покачала головой и вернула мне тетрадь:
– Ставлю вам ноль.
Я посмотрела, как она ставит мне ноль красной ручкой,