Бездны - Пилар Кинтана

– И ты не была на поминках?

– Мама с папой меня не взяли.

Мы стояли совсем рядом, лицом к лицу, ее голубые глаза были совсем близко.

– У тебя очень красивые зубы, – сказала она.

У нас обеих уже выросли коренные, но мои были ровные, а у нее – крупные и кривые, острые клыки налезали друг на друга.

– Спасибо.

– Когда я вырасту, мне поставят скобки.

– Понятно.

– Говорят, это жутко больно, даже больней косичек.

– Я иногда делаю себе игрушечные, из фольги.

– Я тоже.

Она рассказала мне, что на ирландских поминках не спят, что вечером она попробует остаться со взрослыми, что на следующий день ее бабушку повезут на кладбище и положат кости в шкафчик для костей.

– Ты когда-нибудь такой видела?

– Нет.

– Я тоже.

– Я никогда не была на кладбище.

– Жуть какая.

– Да, жуть какая.

– Меня зовут как мою умершую бабушку.

– А меня как мою маму, но она не умерла.

– Слава богу.

Мы так увлеклись разговором, что даже не заметили, как подкрался сын Патрика.

– За Ребеку и за Клаудию!

– Блин блинский, – сказала она, и мы захохотали.

Мы с Ребекой шли по саду, когда откуда ни возьмись выскочил папа и схватил меня за локоть:

– Мы уходим.

Еще не стемнело.

– Но мы только разыгрались.

– Ну пожалуйста, еще чуть-чуть, – поддержала меня Ребека.

– Ну пожалуйста.

– Нам пора, Клаудия.

– Мама так сказала?

В нашей семье эти решения принимала она.

Я помчалась на поиски. Искала на улице и в доме, на диванах и у столов, в гостиных и в столовых. Старуха с ходунками сидела на прежнем месте. Фернандо Себальос, стоя в дверях кухни, говорил что-то Мариу. Жена Патрика ходила за малышом, тот шагал неуверенно, будто пьяный. Лилиана беседовала с какой-то парой в гостиной с плетеной мебелью. Рядом, в столовой, группка молодых людей играла в карты.

Я вернулась к папе. Он смотрел на высокое окно, поднимавшееся до самого потолка. И тут я ее увидела. Она стояла в сторонке от всех вместе с Патриком, оба держали в руках по бокалу виски.

– Мне надо идти, – сказала я Ребеке.

– Потрясающий дом, правда? – спросила мама уже в машине.

Папа ничего не ответил.

– Еще какой, – сказала я.

– Раньше в саду не было ни этих огромных кустов, ни бассейна.

Папа молчал.

– А дом как будто бы уменьшился. Конечно, он огромный. Но в детстве он казался мне размером с какой-нибудь монастырь.

И тут папа заговорил:

– До такой степени ты тогда была оболванена.

– Что?

Я тоже была ошарашена, как и мама.

– Только на него и смотрела небось, ничего вокруг не видела.

– О чем ты, Хорхе?

Он сидел, натянутый как рогатка. Зло покосился на маму.

– Я никогда не бывала там с ним, – оправдывалась мама. – Я вообще там была всего однажды, в детстве, на дне рождения Мариу.

Он молча перевел взгляд на дорогу, чудище внутри него проснулось.

– Он живет в Пуэрто-Рико. Послезавтра уже улетает. Он счастливо женат. У него трое детей. Жена и дети сегодня были, вы с Клаудией тоже…

Но папа молчал. В его взволнованном дыхании чувствовалось шевеление чудища.

В ту ночь сон не обрушился на меня изо всех сил, не погрузил меня в свои мягкие глубины, в которых внешний мир забывается; вместо этого он оставил меня в лимбе, и я будто спала наяву, застряв в крохотном пространстве между глазами и прикрытыми веками.

Я видела, как маленькая Ребека борется со сном на бдении у тела бабушки. Как вируньяс, горбатый и скользкий, пробирается между гостями, шагая неуверенно, как мое отражение в зеркале на финке. Ребека клевала носом, а он подкрадывался к ней, но никто его не видел, потому что он находился по ту сторону дома. У него были огромная голова, нос-инжирина и рахитичное тело, похожее на мое отражение в елочном шаре в «Зас». Ребека закрыла глаза и уже не сумела открыть, и тут я поняла, что вируньяс – это не я, а чудище, которое живет у папы внутри. Он принялся заплетать Ребеке косички, и та расплакалась. Глаза у нее по-прежнему были закрыты, но не потому, что она спала, а потому, что умерла, и это была уже не маленькая Ребека. На ее месте возникла взрослая, старая, пропавшая Ребека, погребенная под джунглями первого этажа, среди палой листвы, среди моих мертвых, и была она такая маленькая, что помещалась в младенческий гробик. Папино чудище доплело косички, а потом резко схлопнулось и пролезло в щель между ее кривыми зубами, и вот это уже была не пропавшая Ребека, а папина девочка-мама, и она радовалась, что папа опять внутри, у нее в животе.

Внезапно я очутилась на финке. Была ночь. Я стояла в коридоре перед зеркалом, маленькая и смуглая, в белой ночной рубашке, держа в руках Паулину. У нас обеих были косички-колоски и болела голова. Потом на нас наплыл сгусток тумана, а когда туман рассеялся, мы с Паулиной очутились у края пропасти, и бездна звала и тянула нас к себе. Чтобы умилостивить бездну, я отдала ей Паулину, и бездна сожрала ее, но этого было недостаточно, и теперь бездна хотела заполучить меня. «Клаудия», – звала она. «Клаудия-я-я-я», – завывала она, будто ветер в трубах. Я сопротивлялась изо всех сил, пытаясь разорвать нить, которая с самого низа, с земли, усыпанной сухими листьями, моими мертвыми, тянула меня в бездну.

И тогда бездна, которой никак не удавалось ни пожрать меня, ни заставить броситься вниз, проникла внутрь меня, залезла ко мне в глаза, сладостная и жуткая, прыгучим мячиком в животе и отвратительной зловонной тошнотой, залезла внутрь и крепко-накрепко там окопалась.

И вдруг – солнечный свет. Я открыла глаза. Было светло, и, как и в тот раз на финке, казалось, не прошло ни секунды с того момента, как я закрыла глаза.

Был мой день рождения, День независимости. Лусила не пришла, мама сама приготовила завтрак, и мы сели за стол. Папа не смотрел на нее.

– Вкусная яичница?

– Ага.

– Передать тебе соль?

– Нет.

– Я думала съездить в клуб.

– Как мы туда попадем? – спросил он безо всякого выражения.

– Попросим мужа Глории Инес, чтобы сделал нам приглашения. Там пообедаем, а днем – бассейн. Можем и Амелию позвать.

– Да! – радостно воскликнула я. – Давайте позовем тетю!

– Она не захочет.

– Ну тогда втроем.

В клубе мама еще некоторое время пыталась задобрить папу, но он не реагировал, и тогда она бросила эти попытки и стала вести себя так же, как он. Не смотрела