Симпатия - Родриго Бланко Кальдерон
Когда Улисес пришел домой, Ирос спал. После операции он стал медлительнее и ленивее. Иногда приходилось заставлять его спуститься хотя бы в скверик перед домом справить нужду. Фильмы ему, казалось, разонравились, и Улисес начал читать вслух. Сделал целую подборку лучшей литературы про собак. Обычно Улисес зачитывал фрагмент, а потом на основе него импровизировал. Полностью они прочитали один-единственный текст, который вроде бы пришелся Иросу очень по душе: историческую легенду о Невадо, псе Симона Боливара, Освободителя, написанную Тулио Фебресом Кордеро.
Невадо у Фебреса Кордеро выглядел этаким Аргусом, если бы тот не остался охранять Итаку, а отправился с Одиссеем на Троянскую войну. В истории этой было куда больше легендарного, чем исторического, но Ирос не возражал. Он внимательно смотрел на читавшего Улисеса и начинал тяжело дышать, когда тот особым чувством переходил к эпичным моментам книги.
Ирос проснулся, поднял громадную голову и завилял хвостом.
Улисес прошел в спальню, переоделся, взял с тумбочки зеленый том полного собрания сочинений Борхеса и прошествовал к гамаку у балкона. Ирос тут же подтрусил и лег рядом. Из всей библиотеки Улисеса эта книга больше всего походила на «Книгу перемен». Обычно он открывал ее наугад. На этот раз выпал один из его любимых рассказов, «Бессмертный».
Это история человека, который отправляется на поиски Города Бессмертных и по дороге встречает самого Гомера. Более того, в конце он понимает, что он сам и есть Гомер. За ним, словно пес, следует троглодит. И Вот рассказчик, размышляя о своем спутнике, говорит: «Троглодит был столь простым и жалким, что вызвал у меня в памяти образ Аргуса, старого умирающего пса из „Одиссеи". Поэтому я назвал его Аргусом и попытался обучить этому имени. Сколько я ни бился, все было тщетно. Моя воля, строгость и упорство потерпели крах. Он оставался неподвижен, его глаза тоже, и казалось, он не слышит звуков, которые я старался ему втолковать.
Он стоял всего в нескольких шагах, но как будто пребывал очень далеко».
Улисес посмотрел на Ироса; тот лежал у его ног, глядя в какую-то точку вселенной.
Потом человеку снится сон, в котором троглодит наконец научается говорить и произносит: «Аргус, пес Улисса».
Улисес уснул с тяжелой книгой на груди. Ему приснилось, что на него обрушивается гора Авила. Сверху льется нескончаемый поток камней. Уже погребенный, он вдруг узнал синие кошачьи глаза и проснулся.
Ирос спал. Пора было на прогулку в скверик. Улисес с трудом растолкал пса, то ласково воркуя, то ворча. Взял садовую лопатку и полиэтиленовый пакет, чтобы убрать непременную гору экскрементов, и они вышли.
Лифт спустился на первый этаж, двери открылись, и Улисес нос к носу столкнулся с Паулиной.
Секунду спустя он осознал. Перед ним стоял мужчина, как две капли воды похожий на Паулину.
41
Улисес не знал, что до переезда в «Аргонавты» семья Мартина жила именно в этой квартире.
— Я не ожидал встретить тебя в лифте. Особенно с таким огромным псом. Никогда не видел собаки красивее.
Пауль был точной копией Паулины, только приятнее. Глаза он, как и сестра, унаследовал от отца и это Улисеса смущало. К тому же он совсем не походил на зомби, что бы там ни говорил доктор Ариэль Апонте. Вполне скромный, воспитанный человек. Пока они гуляли с собакой, Пауль рассказал, что приехал навестить могилы родителей и в последний раз посмотреть на квартиру, прежде чем уехать из Венесуэлы навсегда. Ну и заодно познакомиться с Улисесом. Он сожалел, что в последние годы его не было рядом, а после смерти отца случилось столько всего ужасного.
— Ты, наверное, и так уже знаешь, что семья у нас особенная. Точнее, была. Остались только мы с Паулиной. В любом случае мне кажется, прекрасно, что «Аргонавты» стали приютом для собак. Думаю, мама с папой были бы довольны.
К квартире Пауль с Паулиной были сильнее привязаны. Просто от ностальгии.
— Именно ее мы считаем родным домом. А в чем прелесть «Аргонавтов», мы никогда не понимали.
— Тот дом меняется, когда никто не видит, — признался Улисес и рассказал о видении в библиотеке, когда сеньор Сеговия вынырнул из тайника, которого он потом так и не нашел.
— У этих двоих точно тайные способности, — сказал Пауль, улыбаясь и пошевеливая пальцами. — Этот вот браслетик мне Пако подарил. Я однажды ездил к нему, хотел снять короткометражку о хранителе «Гумбольдта». Но так и не снял. Он сказал, если не буду браслет снимать, проживу до ста лет. С самим Сеговией я знаком не был, но очень расстроился, когда он умер.
— А как ты узнал?
— Эдгардито сообщил. Потом я узнал, что он очень плохо с тобой поступил. Да и Паулина тоже.
— Мафиози он оказался, Эдгардито этот.
— Он всегда такой был. На него куча фирм записана. Сейчас, наверное, отсиживается где-нибудь.
— И Паулина тоже всегда была такая?
Пауль склонил голову набок, вздохнул и сказал: — Не то чтобы. Квартиру мы, вообще-то, по ее вине потеряли. Вся эта история с замужеством была ради того, чтобы спровоцировать старика. Чтобы он испугался и переписал квартиру на нее с условием, что она за тебя не выйдет. Можешь мне поверить. Она просчиталась. Но она тебя любила, я знаю. Какое-то время любила. А про папу и говорить нечего. Он тебя любил как сына.
По Паулю было не понять, что он чувствует. Он походил на красивую статую.
— Я ничего не знал. И клянусь, я никак не влиял на Мартина, чтобы он сделал меня наследником. Вам хоть что-то досталось?
— Не переживай. Паулине много чего досталось. А я ничего и не хотел. Так и сказал папе в последний раз, когда мы виделись.
Пауль собирался стать режиссером. Он не был обделен талантом и поступил в престижную киношколу в Праге.
— Я хотел быть как Милош Форман. Снимать шедевры. Вот такая мечта. Но на самом деле нет ничего лучше итальянского неореализма. Сухих, мучительных, жестких фильмов.
В конце концов он переехал в Амстердам и пошел учиться на курсы писательского мастерства.
— Там и живу, уже много лет.
— Ты писатель?
— Нет. Меня прибило к велосипедному бизнесу.
В Голландии велосипеды практически заменили автотранспорт. На каждого жителя страны приходится минимум по одному. Я много чем занимался, но пару лет назад открыл свою фирму. Совершил, так сказать, революцию в этой сфере и снискал успех. Жаловаться не на что.
Однажды к нему приехали друзья, и они вместе катались на катере по каналам. Он наизусть знал маршрут, но тут вдруг обратил
