Симпатия - Родриго Бланко Кальдерон
«Интересно, а муниципалы об этом знают?» — подумал он первым делом. На следующее утро за завтраком поискал в интернете и довольно быстро нашел несколько статей на нужную тему. Проблема оказалась гораздо сложнее: некоторые воришки просто доезжали на краденом велосипеде куда надо и сбрасывали его в канал. Пауль подсчитал, что количество краденых велосипедов — учитывая краденые и впоследствии сброшенные — колеблется между шестьюдесятью пятью и семьюдесятью семью с половиной тысячами в год.
Все репортажи, в общем, задавались одним вопросом: как получается, что в каналах оказывается целых пятнадцать тысяч? Некоторые объясняли этот факт знаменитой любовью амстердамцев, да и всех нидерландцев, к пиву. Многие велосипедисты валились в каналы с пьяных глаз. С другой стороны, влияла экономика. Велосипедов в Голландии столько, что они там куда дешевле, чем в любой другой стране, где люди больше ездят на машинах, поэтому человеку обычно нет разницы — отремонтировать велосипед или купить новый.
Голландия невероятно продвинулась вперед не только в области экологического законодательства, потребления марихуаны и регламентации зон терпимости, но и добилась чуда более удивительного, чем замена автотранспорта великами: на голландских улицах не было бездомных собак и бездомных людей.
— По крайней мере, в Амстердаме их почти не увидишь.
Пауль предположил, что между обилием велосипедов и отсутствием бездомных людей и животных существует связь. Собаки находятся под защитой суровых законов, запрещающих жестокое обращение. А бездомные могут рассчитывать на гостеприимные приюты, где их ждет постель и стол.
— Амстердамцы позволяют себе бросать велосипеды где попало, красть их или швырять в каналы не из-за дешевизны, не по пьяни и не потому, что им нужно куда-то срочно добраться темной ночью. А потому, что велосипеды в Амстердаме являют собой то же, во что в Каракасе превратились собаки: объект немилосердия.
Пауль стал чаще гулять по каналам и во время прогулок оттачивал свой план по решению велосипедной проблемы.
С учетом открытой им обратной пропорциональной зависимости между малым количеством бездомных и большим количеством велосипедов требовалось привлечь внимание амстердамской общественности к преступному обращению с последними. В интернете он как-то раз нашел статью про киборгэтику. Это была перспективная ветвь философии, занимавшаяся, ввиду наступления неминуемого технологического прогресса, при котором все больше места на рынке труда будет принадлежать роботам, условиями их труда и предполагаемыми правами. Не побудить ли сограждан к размышлению на похожую тему: экстраполяция прав животных на изобретения, которые так или иначе связывают нас с далеким прошлым? Разве колесо или огонь не живут подле нас так долго, что перешли из практико-предметной категории в категорию духов — в первоначальном смысле этого слова? Разве велосипед или кофейник не являются истинными домашними духами?
Велоэтика, новая этика велосипедов, могла привести к масштабным последствиям. Если удастся значительно снизить количество выбрасываемых в каналы велосипедов, а Пауль на это рассчитывал, продажи упадут. Это падение, которое сначала негативно скажется на секторе, можно будет нейтрализовать за счет дарения излишков производства тем, кто не может себе позволить покупку железного друга. Объект дарения не облагается налогами. А это, в свою очередь, снизит статистику краж. И увеличит экспорт голландских велосипедов за границу.
— Вот оно, мое изобретение: велоэтика. У меня консалтинговая фирма, называется Bicyclethics. Шедевр я так и не снял, но всего этого не было бы без кино. Знаешь, чем я вдохновлялся?
Улисес покачал головой.
— «Похитителями велосипедов» Витторио де Сики. Этот фильм изменил мою жизнь. Абсолютно гениальный. Ты видел?
— Конечно. У меня диск есть. Хочешь, посмотрим?
— Серьезно?
В эту минуту Ирос встал и, отфыркиваясь, ушел спать.
Улисес нашел картину в итальянском разделе своей фильмотеки. Они сели на диван перед телевизором и дружно, как братья, уставились в экран.
42
— Интересно, как сложилась жизнь этого мальчи ка, — сказал Улисес, когда они досмотрели.
— Мальчика? Его зовут Энцо Стайола. Он снял ся еще в паре фильмов, а потом стал простым учителем математики.
— Откуда ты знаешь?
— Я все про итальянский неореализм знаю.
— Но я говорил не про актера, а про персонаж. Он же свидетель ужасного унижения отца. Как такое можно пережить? Как восстановиться?
— Через любовь, полагаю, — произнес Пауль не очень уверенно.
— С Вито Корлеоне такого бы не случилось. Тот, кто осмелился бы спереть велосипед у него, мог сразу считаться покойником.
— Возможно. Но у большинства из нас крадут велосипеды, а мы ничего не можем с этим поделать.
Фильм перекликался с одной из самых тяжелых психологических травм Пауля.
— Необъяснимое ощущение, как будто у тебя что-то отняли. Что-то очень важное. Может, самое важное в твоей жизни, хоть ты и не знаешь, что именно. Я только недавно стал привыкать к этому чувству. Моя психолог говорит, оно часто встречается. Но в молодости, в подростковом возрасте, я думал, что один несу такой крест. И поэтому всю свою ярость направил на родителей. Винил только их.
Учеба в Праге обернулась провалом. В Нью-Йоркскую киношколу его даже не приняли. Тогда-то, летом, Пауль вернулся в Каракас, чтобы решить, что делать дальше.
— Я был в очень плохом состоянии. А дома застал полный кошмар.
Паулина тоже переехала к родителям на время ремонта квартиры. Мать завела огромную собаку, которая переворачивала все вокруг вверх дном. Дрессировал ее тип, ничегошеньки не знавший о собаках.
— Он был влюблен в маму. По крайней мере, он так говорил. Мошенник, в общем. Но хуже всех вел себя отец. Он ничего не хотел знать. Совсем отстранился и только орал на нас, а мы орали в ответ еще громче, и вся эта семейная злоба подпитывалась, пока не разразился пожар.
Однажды Пауль лежал в своей новой комнате — старую отвели под мастерскую матери — и листал брошюру писательских курсов в Амстердаме. Он вышел в туалет, а когда вернулся, на его кровати уже восседал пес — изгваздав покрывало грязными лапами, в пасти он держал брошюру.
— Я просто взбесился. Схватил ремень и стал его хлестать, пока он с визгом не бросился вниз по лестнице. Разразился страшный скандал. Мама сказала, если я еще раз хоть пальцем дотронусь до собаки, она меня из дома выгонит. Я взял машину, уехал и вернулся только на следующий день.