Девочки против бога - Енню Вал
Я выкапываю вирус из любви. Я выкапываю его из себя. Я все еще ищу связи. Или это просто то, что я вырвала из памяти, чтобы стать к тебе ближе, чтобы сделать тебя чуть более похожей на меня? Я ищу кого-то, кто может приблизить меня к чему-то. Точки, с которыми я смогу соединиться отрезками. Это я ищу в тебе? Мы разделяем один и тот же вирус, я уношу его в себе для тебя, от тебя, дальше. Virus captivus.
Давайте пролистаем слои бумаги, сцен, тканей, текстур, персонажей и изображений, от порно до культовой японской гравюры на дереве «Осьминог и ныряльщица за жемчугом» 1814 года. В этом мотиве женщина лежит на спине на пляже, в то время как два осьминога удовлетворяют ее. Один из них лежит у нее между ног, другой – рядом с ней, он ласкает ее грудь и губы. Магия, фантазия, экстаз.
Гениталии – это морские животные, нежные и мягкие с рождения до смерти. Мы лишь отчасти можем их понять и овладеть ими. Как звук наших голосов и кровь, вытекающая из тела, они – человеческий осмос[71], настолько же связанный с миром, насколько и с нами. Они представляют собой нечто вечное и лишь наполовину реальное для нашего реалистического взора. Они чем-то похожи на медленно растущие грибы, влажные, гладкие, скользкие, пористые, рожденные без глаз. Они наполовину человеческая материя и наполовину фантастические создания. Вот почему у нас есть отдельный сенсорный регистр для щупалец, моллюсков и морепродуктов. Когда я впер-вые пробую осьминога, мое тело реагирует так сильно, что я принимаю это за аллергию: мне становится жарко, я потею, краснею, у меня кружится голова. Но может быть, на самом деле я испытываю чувственную эмпатию, каннибалистскую осторожность.
Пол – это мои внутренние органы, отраженные снаружи. Мои амфибийные составляющие. Половые органы смещают мое существование, искажают связь между жизнью и смертью, материей и метафорой, землей и морем. Я физически расширяюсь за пределы самой себя. Факт и вымысел встречаются и трутся друг о друга, наполняют меня, ласкают.
Я видела фотографию своего кишечника, сделанную на гастроскопии во время учебы в университете. Это мир, где под моими ребрами встречаются все фантастические мечты. Врач показывает мне картинку, пока я прихожу в себя после наркоза, и я вспоминаю, что видела туманную, неизвестную планету, мягкий пейзаж, кружащийся, приближающийся к узкой радужке. Я смотрю внутрь, в собственную спиральную мышцу. Врач показывает на что-то и говорит, что у меня болезнь, которая истощила мой кишечник. Я думаю, что он похож на щупальце изнутри, хотя я никогда не видела щупальце изнутри. Я представляю, что у меня болезнь, которая медленно превратит меня в осьминога.
Во время гастроскопии я полностью растворяюсь, хотя наркоз легкий и действует недолго. «Вы так хорошо глотали гастроскоп», – говорит врач. Я не знаю, должна ли поблагодарить. Я не помню ни глотания, ни сопротивления глотанию. Я не уверена, выплевывала ли когда-либо гастроскоп. Но во время выставки несколько лет спустя показывали видео пожирателя мечей, и мне пришлось выбежать на улицу, и меня вырвало.
У ныряльщицы за жемчугом между губами одно из щупалец маленького осьминога (или это его рот?). Ее губы разомкнуты, но не силой, она добровольно вступила в игру, в мягкое взаимодействие с щупальцем. Она открыла двери, ворота, полости, отверстия и высвободила оттуда все фантазии. Может, это она сама метафорически проявляется в осьминоге, но в этой метафоре она также ассоциируется с морем, вселенной и вечностью. Она волшебным образом выразила свою внутреннюю сторону снаружи, ее ласкают собственные кишки и органы, гели и жидкости, кости и щупальца.
Здесь магия берет верх над логикой. Не пытайся следовать за ходом моей мысли, лучше закрой глаза, как ныряльщица. Осьминоги вышли из воды, но они также ее органы, вышедшие из тела. Теперь это тело лежит, как добыча, на пляже, и океанские волны смывают морских существ внутрь и наружу. Потому что они – это она, они исходят из глубины ее души, они могут отдавать и брать, они могут касаться сразу всех ее внутренностей, поглаживая все вкусовые рецепторы. Они участвуют в вечном ритме, плывут в реактивных струях внутрь по спирали, по самому глубокому и темному внутреннему пространству. Внутреннее космическое пространство. Ныряльщица за жемчугом зажигает уличные фонари один за другим, линию за линией, точку за точкой, в своем собственном космосе.
Это трение, искра, которая ускользает от воображения, медленно выходящего за пределы и объединяю-щего все невозможные места. Здесь я могу сказать: представь себе девочку с «Созревания» и тень вокруг ее тела, как ныряльщицу за жемчугом и осьминогов на пляже. Представь себе, что тень – это сияющий черный орган, выходящий из ее тела и объединяющий внутреннее и внешнее, тьму и сияние, ярость и радость, ее ненависть и мою. Вот где я могу сказать: подумай о мягких согласных и гласных сёрланнского диалекта, когда южане говорят о ненависти (не hater, а hadaer или hadår) или об Отце (не Fader, а Fadaer или Fadår), о том, как более мягкий язык расширяется, как соленые щупальца амфибий, дальше в глубину, вниз в море, горло, тело, недра, магические измерения.
Именно эти ассоциации белая честность вымывает из своих скал. Они могут возродиться только под землей. Это я и хотела тебе написать, языком, который невозможно выразить лишь с помощью любви.
Скажи, я когда-нибудь бывала в твоей темноте, в твоем море? Была ли когда-нибудь наша близость полной?
Пиксели
Мы вернулись туда, откуда начали, во вселенную видеокамеры, в бонусные материалы блэк-метала. Мы видим ели, лесную почву, серое небо. Движение камеры только что заставило лес покачиваться и мерцать, пока Ноктурно Культо или Фенриз уходил вглубь по тропинке, я не помню, кто из них там был. Его больше нет на картинке. Я только что набросала что-то на переполненных полях документа, приостановив видео на минутку. Мы сейчас смотрим на неподвижное изображение без людей, петлю одной двадцать пятой доли секунды, где есть только природа, кружащиеся ветви, размытые стволы деревьев и расплывчатые облака.
Здесь примитивные технологии съемки встречаются c низким разрешением субкультуры. Если мы увеличим масштаб картинки, то не увидим деталей. Ни снежных пушинок, падающих с размытых веток, ни морщин на коре деревьев, ни гибкости и эластичности ветвей. Изображение плоское и пиксельное, нереальное отображение реальности. Содержимое
