Три пары - Лорен Маккензи
– Привет. Я дома. – От попыток сохранить ровный голос слова звучали нелепо. Фиа взлетел вверх по лестнице и обнял ее ноги.
– Мама! – Она притянула к себе его маленькую круглую головку и прижала ее к животу. – Мы наряжаем елку. Я установил звезду на верхушку. Дедушка меня поднял. Папа сделал ее, когда был маленьким. Пошли, посмотришь.
Он взял ее за руку и повел вниз по лестнице.
Дермот стоял на стремянке и украшал елку полосками цветной мишуры. Он коротко обернулся и поприветствовал ее:
– Привет, милая.
Он ничего не знал.
Дерево доставили сегодня утром. Дермот поехал на автобусе в свой старый дом, чтобы забрать рождественские украшения, хранившиеся на чердаке и забытые при переезде. Он искал в чулане штуку с крюком, которой они пользовались, чтобы спускать чердачную лестницу, и нашел там пуховое одеяло.
– Единственное, что осталось на полках, – сказал он ей. Ненужная вещь, которую никто не стал брать. Он не знал, что делать с одеялом, поэтому повез его домой в автобусе вместе с елочными украшениями.
Ее облегчение было так велико, что она не возражала, что он нарядил елку без нее. Не возражала против выцветших картонных украшений из детства Конора. Против лоскутной мишуры. Против звезды из желтого картона. Конору будет приятно их увидеть. Дермот приберег любимые украшения Молли для небольшого искусственного деревца, которое купил для ее комнаты.
– Наверное, она ни одно из них не узнает. – Глаза Дермота наполнились слезами: это часто случалось, когда он говорил о Молли, но она никогда не видела, чтобы он плакал.
– Я уверена, ей понравится. – Они собирались привезти Молли домой на Рождество. Каждое утро Дермот приходил на кухню с идеями, как сделать так, чтобы все прошло как можно более гладко, чтобы она была спокойна и счастлива. Поэтому он и хотел, чтобы елка выглядела так же, как раньше, у них дома. Беатрис признавала, что счастье Молли и, следовательно, счастье Дермота важнее любых традиций, которые она установила. Кто она такая, чтобы требовать что-то от этой семьи, если обращается с ней так безответственно?
Она отступила назад, опасаясь, что Дермот учует ее позор.
Елка стояла криво: звезда на вершине наклонилась влево, весь эффект уравновешивался избытком украшений в нижнем квадранте правой стороны – там, куда мог дотянуться Фиа.
Она захлопала в ладоши:
– Это лучшее рождественское дерево из тех, что я видела.
Фрэнк написал ей в День святого Стефана. У него будет пара часов ранним вечером, сможет ли она уйти? Она не ответила. Ее все еще мучили волны тошнотворного стыда, которые она ощутила в коридоре, держа в руках затхлое одеяло. Фиа жаловался на ее чрезмерную нежность. «Слишком много за меня хватаешься», – говорил он. Она наблюдала, как Конор общается с отцом, как он сидит со своей потерянной матерью, как играет с сыном, наблюдала за его нежностью и заботой. От его глупых шуток – ей пришлось заверить его, что она улыбается про себя, – ей хотелось плакать. Дело не в том, что она вдруг проснулась и обнаружила, как сильно любит его, она любила его так же, как и прежде. Конор и Фиа, ее дом, Дермот, их утренняя каша стали для нее важнее, чем когда-либо был дом ее родителей. Они были сутью ее жизни. Она боялась это потерять.
Глава 27
Снеговик
Это произошло в затишье между Рождеством и Новым годом, в те темные дни, когда ничего не происходило: Конор поцеловал Еву.
Это было тихое, напряженное Рождество. Они сделали все, чтобы Молли было комфортно и радостно, но в день праздника казалось, будто на обед пригласили незнакомца. Дермот назвал это успехом, но День святого Стефана он по большей части провел один в своей комнате. Он чувствует себя великолепно, сказал он Конору, ему просто надо отдохнуть.
Последние несколько лет Конор и Беатрис устраивали новогодние вечеринки с кейтерингом, диджеем и фейерверками. Опыт Беатрис в гостиничном бизнесе позволял ей хорошо справляться с вечеринками, их организацией и подготовкой. В этом году она не спешила начинать, а затем ее свободное время заняли переезд Дермота и продажа дома. Они получили несколько приглашений на новогодние вечеринки, но Дермоту не хотелось туда идти, а они не собирались оставлять его одного. Она впервые предоставила решение Конору. Он все отменил. Конор никогда не любил канун Нового года. В нем было слишком много ожиданий: как будто всех посыпят волшебной пыльцой, сотрут грехи прошлого года, исправят недостатки, чтобы наступающий год все изменил. В клинике наблюдался рост числа приемов пациентов, которые желали оценить свое здоровье, прежде чем приступить к новому режиму тренировок. Больше всего ему импонировали женщины средних лет, которые приходили в поисках таблеток для похудения. Они были честны и знали себя, чего недоставало новоиспеченным посетителям спортзалов.
Конор выгуливал Джаро, который обнюхивал каждое дерево, мусорное ведро, угол, когда они шли мимо небольшого ресторанчика на Монтегю-лейн. Группа гуляк рассыпалась по тротуару и курила. Женщины сверкали расшитыми блестками нарядами, облако дыма и тумана придавало им сладостную нереальность. Они совершенно не замечали никого вокруг, смеялись и жестикулировали. Он поднял Джаро на руки, опасаясь, что его проткнет чей-нибудь каблук-стилет, и вышел на дорогу, чтобы оказаться подальше от их.
– Конор! – из группы выпорхнула Ева. Когда она обняла его, он заметил щелчок ее пальца, и недокуренная сигарета упала на землю. Веки ее были сонными, тушь размазалась.
– Не знал, что ты куришь.
– Только по средам. – Покачнувшись, она наклонилась к Джаро и погладила его маленькую голову. – Кто такой хороший ма-а-а-а-альчик? А? А? – Джаро извивался в руках Конора: он всегда нервничал рядом с пьяными. А она, кажется, была очень пьяна.
– Провожаем Орлу. В декретный отпуск. Ее последний день в школе должен был стать последним днем четверти, но тут начались снегопады, а остальное сам знаешь. Заходи, выпей. Возможно, ты нам понадобишься. Клянусь, она выглядит так, будто вот-вот лопнет. Не думаю, что я готова принимать роды.
– Горячая вода и полотенца.
Она хихикнула.
– Заходи, присоединяйся к нам. Эшлинг здесь. И Мартин. Из пятого класса? Ты знаешь большинство из них.
Он указал на Джаро, зная, что с псом его не впустят, и благодарный, что у него есть оправдание. Угнаться за группой пьяных учительниц было невозможно.
– Я спрячу его в свою сумку. Она большая.
