Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд
Эстер повернулась и выбежала из студии, хлопнув дверью. Привалилась к двери, тяжело дыша. Тело отзывалось на обиду и злость болью.
Через несколько минут из студии донеслась приглушенная Everywhere группы Fleetwood Mac. Эстер сжала кулаки.
— Проклятая песня!
Фрейя в ответ прибавила громкость.
Эстер опустила глаза на материнские лилии; взгляд застилали горячие слезы. Не успев сообразить, что делает, Эстер оборвала цветам головки, швырнула их на клумбу и зашагала прочь.
17
Несколько дней спустя Эстер шагала по дорожке, которая вилась между кустов калоцефалуса и покачивающихся амарантов. Впереди сиял под полуденным солнцем Звездный домик, окна которого отсвечивали золотом.
Поднявшись на веранду, Эстер смахнула с верхней ступеньки листья эвкалипта, села и уставилась на море, катившее волны до самого горизонта. Пробежала взглядом по очертаниям острова — вот и все, что она знает в жизни. Покосилась на могилу черного лебедя, земля на которой уже начала подсыхать. «Моя любовь никогда тебя не оставит».
Ладони покалывало, и Эстер потерла руки, пытаясь избавиться от нервозности, а нервничала она с того самого дня, как они с отцом уговорились встретиться. Посмотрела на часы в телефоне. Джек опаздывал.
В ожидании отца Эстер открыла письмо Клары Йоргенсен. После Каллиопы она перечитала его столько раз, что почти выучила наизусть. «Здесь у вас есть друзья, с которыми вы еще не знакомы».
Эстер отвлек тихий звук, похожий на трепетание маленьких крыльев. Она подняла взгляд. За спиной, в углу веранды, толклись коричневые с золотом насекомые; крылья вспыхивали голубым и пурпурным. Эстер подождала, когда глаза привыкнут к теням. В углу порхало целое солнечное затмение из мотыльков, переливчатых, словно отделанная блестками шаль, которую женщина встряхивает перед тем, как завернуться в нее снова.
— Вот ты где.
Эстер обернулась: к ней приближался Джек, с сумкой на плече.
— Извини за опоздание.
— Привет, — прошептала Эстер и, улыбаясь, указала на ступеньку.
— О. — Джек опустился рядом с ней. — К тебе присоединились сóвки.
— Совки?
— Ночные мотыльки.
— И верно. Я их помню — они здесь были, еще когда мы тут сидели в детстве. Давно я их не видела — в смысле, в таком количестве.
— Это их место. Они всегда здесь, в прохладном темном углу. Совки могут сидеть без движения месяцами, сидеть у всех на виду. — Джек подтолкнул ее локтем. — Может, и ты, Старри, не видела того, что у тебя прямо под носом. — Отец улыбнулся: он говорил из лучших побуждений.
Эстер отвернулась. Ясноглазый психотерапевт. Отец всегда такой, пока дело не дойдет до его собственного горя.
— Они тебе когда-то нравились, — продолжал Джек. — Нравились синие «глазки» у них на крыльях, зубчатая линия-оборка.
Эстер нахмурилась: в памяти забрезжило что-то, чего она никак не могла вспомнить.
— Зубчики как кардиограмма, — пробормотала она. Ритмичный писк аппарата. На мониторе то резко поднимается, то так же резко опадает яркая линия. — В день, когда мы навещали Ауру в больнице, ты привел меня сюда посмотреть на совок. Я тогда была совсем девчонкой. Ауре удалили аппендикс. Да?
Джек что-то сосредоточенно искал в сумке.
— Папа?
Джек взглянул на Эстер, потом на мотыльков.
— Да.
В тени тихо шелестели маленькие крылья.
В памяти встали смутные воспоминания о больнице: ослепительный свет, писк кардиографа, зеленая зазубренная линия на мониторе. Аура лежит в кровати — она спит. Рядом свернулась Фрейя — вторая кожа, раковина.
Мысли взвились вихрем, потом осели. Она распахивает дверь Ракушки, вбегает в прихожую, зовя сестру. Влетает в гостиную — и внезапно останавливается. Немая пустота в глазах Ауры. Ссутуленные плечи. Необъятный дух сестры съежился, оставив от нее женщину-призрак, в которой нет ничего от необузданной, горячей сестры Эстер. Что было у нее, Эстер, под носом в последние недели перед гибелью Ауры? Чего она не разглядела?
— Итак, — начал Джек.
Эстер очнулась; она сидела рядом с отцом, за спиной трепетали совки. Эстер проглотила комок в горле и сжала руки.
— Я хотела попросить прощения.
Джек взглянул на нее. Глаза лучились состраданием и пониманием.
— Думаю, ты уже в курсе, что мы с мамой поссорились, и я об этом очень сожалею, — продолжала Эстер.
По крыше Звездного домика постукивали, перешептываясь, ветви эвкалиптов.
— Мне кажется, прощения надо просить не только у меня, — мягко заметил Джек.
Эстер отвернулась. В прозрачных мелких волнах покачивались, отливая бронзовым, черным и зеленым, водоросли.
— Я ей ничего не должна.
Джек дал словам Эстер повисеть в воздухе и взял ее за руку.
— Мама пересказала мне кое-что из того, о чем вы… говорили. — Он потер большим пальцем ее ладонь. — Старри, прости, что мы не пришли. Прости, что в тот день нас не было рядом с тобой. Ради нашей семьи. — Джек проглотил комок. — Прости, что мы подвели тебя.
Эстер взглянула на отца; сердце у нее разрывалось.
— Спасибо, папа.
Джек сидел, не выпуская ее ладони.
— Ты написала, что хочешь мне что-то сказать.
Разругавшись с Фрейей, Эстер написала Джеку, прося его прийти в Звездный домик, когда он вернется с конференции.
— Да. — Она вздохнула. — Извини, папа, но моя просьба поставит тебя в неловкое положение. По-другому никак.
— Боже мой, Старри! В чем дело? — Джек нахмурился.
Эстер достала из сумки ноутбук и показала отцу сделанную Кларой Йоргенсен фотографию Ауры и загадочного мужчины, стоящих перед Лиден Гунвер. Джек тяжело, прерывисто вздохнул при виде Ауры, и Эстер сжала его ладонь. Статую Лиден Гунвер Джек знал по дневнику Ауры, и теперь Эстер изложила ему содержание народной песни. Может быть, строчки из дневника Ауры указывают на ее желание переосмыслить судьбу девушки из песни? Еще Эстер рассказала, что ее уволили из гостиницы, а под конец упомянула о письме Клары. Джек отчаянно моргал, пытаясь осознать услышанное.
— И еще. — Эстер медленно, глубоко вдохнула.
Джек взглянул на нее, явно к чему-то приготовившись. Собираясь на встречу с отцом, Эстер сомневалась в своем решении, но теперь, рассказав Джеку про письмо Клары и взглянув на могилу черного лебедя, она вдруг решилась. Сделав еще один глубокий вдох, Эстер медленно проговорила:
— Папа, я еду в Данию.
— Старри! — тихо сказал Джек, не сводя с нее глаз.
— При одном условии, — твердо прибавила Эстер. — Я не хочу, чтобы мама знала о моем отъезде.
На лице Джека появилось испуганное выражение.
— Прости, папа. Я знаю, что прошу слишком много, но это мое единственное условие.
Джек отвернулся к морю и спросил:
— И как это устроить?
— Эрин не должна знать о моем отъезде. И Нин тоже. Во всяком случае, поначалу. Скажи всем, что я уезжаю на юг, искать работу в какой-нибудь гостинице. Знать
