Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина
Я дошила свою клеенку, обняла Валенка.
– Спасибо огромное. Только ты мог такое сказать. Мне это очень, очень важно. Спасибо.
И заревела.
5
Штаб кипел. Ангел, как обычно, размахивал руками.
– Так. С Эриком я договорился. Дальше будут Вася, Тополев и, может быть, Ирбит. Тополев точно будет, за ним инсталляция и пара картинок. У Эрика тоже картинки. И он будет рельефы вырезать. Собака, что с музыкой?
– У меня хорошая новость и плохая. Хорошая – согласились «Три О». Плохая – Умка уезжает на Гауи.
– И никак нельзя уговорить?
– Ты ее знаешь, она упертая.
– Ладно. Но все равно все меняется. Пока сколько музыкантов?
– Десять.
– Уже неплохо. Десять по пятнадцать минут – считай, больше двух часов. Это если по пятнадцать.
– У меня вопрос: что делать с тентом? Он уже неподъемный. Кто и как его повезет? – спросила Багира.
– Я говорил, не парься. Есть один мажор с Николиной Горы, у него «жигули». Он поможет. Кстати говоря, Собака, по поводу этого мажора. Он в «Звуках Му» подыгрывает. Могу дать его телефон, захочешь – позвонишь.
– Ну еще бы. Там же Мамонов.
– Теперь что у нас с указателями, Багира?
– Делаю сердечки, развесим по деревьям от станции до поляны.
– Отлично.
– А картины тоже мажор повезет?
– Нет, ну что, ты с ума сошла? Там их до фига. Каждый привезет своим ходом.
– У нас, получается, на монтаже будет человек сто приблизительно?
– Ну как… Группа монтажа плюс, конечно, художники.
– Только слушайте, у меня отдельная просьба, – сказал Бранд. – Не нажираться. Иначе вы выставку не потянете.
– Кстати, про нажор. Можешь медиков организовать? Потому что нет никакой уверенности, что все будут монахами.
– Это нормально. Сирин подъедет, может быть, удастся вытащить Галку.
– Какую Галку?
– Ты ее не знаешь.
– Индеец, а что с люберами?
– Поставим кого-то на станции…
– Кого-то – это кого?
– Я, Достоевский, Афганец, Большой Брат, Серега Минский. Ночью они вряд ли припрутся, а днем на платформе подежурят.
– Хорошо.
– Слушай, Ангел, ты прямо как Чапаев в ставке.
– Отстань.
Но по тому, как Ангел покраснел, было видно, что ему нравится.
– Ладно, дела двигаются. Главное, чтобы никто из художников не скипнул неожиданно. Заканчиваем? Дева, пошли на заработки.
Глава одиннадцатая
1
Только когда Достоевский пролетел по всему Арбату со страшным воплем «Любера-а-а!», я поняла, зачем Индеец взял его в команду. Они шли группами от Арбатской. Тупые, с квадратными рожами и в под стать рожам клетчатых штанах и кепках. Прочесывали все подворотни, вытаскивали наших и били. В метро тоже нельзя было спрятаться, потому что там ждала вторая группа. Ко мне подскочил Ангел.
– Быстро беги на троллейбусную остановку и мотай отсюда как можно быстрее.
– Да они вроде девочек не бьют.
– Они всех бьют. И вот этого с собой возьми, – он передал мне маленького хлипкого Симона, которого держал за руку.
– Давайте, бегите отсюда!
– А ты?
– Мне надо с барахлом разобраться, – сказал он и побежал в сторону Гоголей.
Мы бросились к остановке Букашки, но Симон споткнулся и упал.
– Черт, что с тобой?
– Нога.
– Встать можешь? Давай хотя бы с открытого места уйдем.
И я поволокла его к крыльцу Вахтанговского театра. Мы сели за колонной.
– Ну как? Совсем не можешь идти?
Симон помотал головой.
Любера приближались. Абсолютное зло. Гопники. Один вел впереди себя Ангела, которому заломил руки. У Ангела была разбита губа. От группы отделился один качок и зашел за колонну, где мы сидели. Часть группы притормозила, а те, которые вели Ангела, пошли дальше.
– А кто это у нас тут сидит? – нарочито громко спросил он и присел на корточки. Остальные пять тоже подошли и обступили нас.
Любер положил руку Симону на плечо, тот ее сбросил.
– Расскажи мне, ты девочка или пидарас?
– Я мужчина, – твердо сказал Симон.
Любер хрюкнул и обернулся к своим.
– А что, раз мужчина, у тебя такие патлы растут, какие только бабы носят да пидарки? Настоящие мужчины носят только короткие волосы.
– Разные времена были, – голос Симона на удивление стал жестким, в нем не было страха. – Трех мушкетеров помните?
Люберок заткнулся и сморщил лоб. Было видно, как его мозги шевелятся и придумывают ответ. Наконец придумал.
– Это была бабская эпоха. Настоящие мужчины всегда коротко стриглись. В Риме, например.
– А в Древней Греции короткие волосы носили только рабы, – ответил Симон, и по тону его ответа мне стало понятно, что он сделал это специально, чтобы закончить эту идиотскую дискуссию единственно возможным способом.
Качок немедленно занес кулак.
– Ты кого рабом назвал, тварь?
И он ударил Симона в челюсть. От удара Симон влепился макушкой в колонну. Из носа потекла кровь. Тут выскочила я.
– Ах ты мразь!
В один прыжок я оказалась у него за спиной, схватила его за рубашку и рванула на себя. Он потерял равновесие и упал на спину.
– Не трогай его!
Я вскочила ему на грудь и коленом прижала горло.
– Сдохни, сволочь! Сдохни!
Я изо всех сил царапала его глаза, щеки, рвала уши.
– Такого маленького! Гад здоровенный! Сдохни!
– Ах ты, сучка!
Кто-то сзади схватил меня за волосы и намотал мой хаер на кулак. Голова превратилась в пучок боли.
– Отпусти, скотина… – через боль проговорила я.
И внезапно его рука ослабла. За спиной раздался спокойный голос Бранда.
– А сейчас отпусти девушку и извинись.
Любер начал разматывать волосы, и я смогла повернуться. У любера за спиной стоял Бранд, который одной рукой держал его за горло, а другой прижимал к горлу скальпель. Мой противник лежал и хрюкал в пыли, а остальные четверо пытались обойти Бранда. Бранд прижался спиной к колонне и развернул любера к остальным.
– Так, сейчас вы отходите к «Букинисту» и падаль свою заберите. И только потом я опускаю вашего. Поняли?
Гопники начали пятиться.
– Не дергайся. Я хирург. Режу быстро и точно, – сказал Бранд своему люберу, и тот нервно сглотнул.
Между тем остальные любера осилили дистанцию.
– А сейчас внимание. Я медленно опускаю руку, и ты идешь к своим. И больше вы никогда сюда не возвращаетесь. Усек?
Любер кивнул. Бранд, как в замедленной съемке, отпустил руку, сунул скальпель в рукав, и любер пошел. Шагу на десятом он повернулся и сказал:
– Запомню.
И тут же раздались трели свистков и крик «Менты!». Бранд наклонился к Симону.
– Идти можешь?
– Нет, – простонал Симон, заливаясь кровью.
– Так. Давай табуретку. Умеешь? – спросил Бранд меня.
– Умею.
Мы сплели руки, усадили на них Симона и понесли к ближайшей скамейке. Мимо нас бежали синие фуражки.
– Первый раз в жизни радуюсь появлению ментов, – сказал Бранд. –
