Горошины - Эдуард Дипнер
Мы прочно и безнадежно сидели на камне посреди беснующей реки. Время остановилось. Оттолкнуться от камня? Поток подхватывал греби, вырывал из рук. Бросить плот, попытаться вплавь добраться до затона? Огромный риск остаться в живых.
– А что если попробовать покачать его? – робко предложил я и поднялся на подламывающихся ногах. Мы стали прыгать, бегать с кормы на нос. Плот скрипел, подрагивая, потом чуть шевельнулся. Еще! Еще! Как в замедленной съемке, вода разворачивала наш корабль, умный Арго плавно соскользнул с камня кормой вперед, сам, без нашей помощи скатился по оставшейся части порога и гордо закачался на тихой воде. Сколько времени мы просидели на камне? Нам показалось – вечность. А Алик, суматошно бегавший по берегу всё это время, утверждал, что всего полчаса.
Мы успешно, за четыре дня добрались до Шемонаихи, большому селению на Убе, и наш плот не подвел нас.
Мы тепло попрощались с ним и обещали вернуться. Может быть, через год. Может быть, через два…
МУЖСКАЯ СОЛИДАРНОСЬ
Геннадий не терпел санатории. Советские санатории, где поправляли и укрепляли здоровье профсоюзные трудящиеся. Член профсоюза, если он честно платил взносы, не пьянствовал и правильно выступал на собраниях, включался в очередь на получение путевки в санаторий. Очередь двигалась медленно, годами, потому что путевок выделялось мало. Вон у нас сколько трудящихся! а санаториев – кот наплакал. К тому же, передовики производства. Как их выявляли, что они передовики – это особый, сложный вопрос, но к большим праздникам их выявляли, торжественно вручали им похвальные грамоты отличников соцсоревнования, с лиловыми печатями и портретами Ленина, и награждали внеочередными путевками в санатории. К тому же директор – он же радеет душой за всех профсоюзных трудящихся и на собраниях выступает больше всех, поэтому ему давали путевки каждый год. Чтобы отдохнул и поправил здоровье. Поэтому обычному, рядовому члену приходилось ждать долго. Но все же выделяли. И всегда неожиданно.
Работает член профсоюза, назовем его Иваном Петровичем, согнувшись над станком, вот уже двенадцать лет, и тут подходит к нему табельщица.
– Иван Петрович, – кричит она, перекрывая цеховый шум, – из профкома звонили, чтобы ты туда зашел. Зачем – не знаю.
И Иван Петрович, выключив свой станок и вытерши ветошью руки, идет в профком, что на втором этаже заводоуправления, рядом с директорской приемной, а там его встречает председатель профкома Петр Иванович, жмет ему замасленную руку и сообщает, что решением профсоюзного комитета ему выделена путевка в санаторий «Машиностроитель», восемнадцать дней, за тридцать процентов, я о твоем отпуске уже договорился в отделе кадров, путевка горящая, нам обком союза выделил, так что оплачивай, собирайся, и через неделю – в санаторий.
Нет, путевку в любой санаторий можно всегда купить за полную стоимость, но какой дурак будет платить по-полной, если можно за счет профсоюза? Что ли зря мы профсоюзные взносы платим?
А Иван Петрович сроду в санатории не был, отпуск всегда на даче проводил или в гости к свояку на Украину ездил. Жена совсем захлопоталась, собирая его в санаторий. И туфли нужно новые купить, и шляпу, чтобы перед людьми не стыдно было, и чемодан нужно приличный, наш вот совсем потерся.
А в санатории «Машиностроитель», что на берегу Плещеева озера, а вокруг – леса и воздух – не надышаться, не наглотаться свежести, ждет Ивана Петровича отдых, о котором только в книжках пишут. Врачи и медсестры – все в белых халатах, и с лица все красавицы, не то, что его жена – лахудра, и все добрые, внимательные и ласковые, правда иной раз в коридоре перед медицинским кабинетом приходится часами ждать, но это ничего, зато выслушают и назначат – ванны приятные, тепленькие, и всякие ультразвуки полезные, а если живот болит, то диету выпишут, с котлетками паровыми. Сколько Иван Петрович себя помнит, никогда и никто о нем так не заботился. Поселили его в двухместный номер, с хорошим мужичком из Череповца, есть, с кем поговорить за жизнь. Вот и потекла райская, неторопливая санаторная жизнь. Утром проснулись, умылись, не торопясь пошли на завтрак в столовую. А там девицы молодые, с тележками развозят по столам на выбор – хочешь – творожок со сметаной, хочешь – рыбу отварную. И салфетки на столах чистые, и музыка играет. Вот бы дома так! Только дома всё не так. Шваркнет жена на стол на кухне тарелку с кашей перловой, Иван Петровича, когда он служил действительную в Уральском военном округе, два года кашей кормили, возненавидел эту кашу на всю оставшуюся жизнь. После обеда – медицинские назначения. Ванна углехлорводорная, или как там ее называют, тепленькая, приятная, Иван Петрович сначала стеснялся голышом перед девицами молодыми, что ванны обслуживают, а потом привык, только ладошкой заслонялся. Потом прогревания разные, очень приятно. Массаж делают тоже женщины, ну, не совсем молодые, но очень симпатичные. Не заметишь, как время обеда наступает, опять там же в столовой, и опять на выбор, хочешь – борщ, хочешь – суп картофельный, а на второе – котлетки паровые с картошечкой, и можно добавки попросить – принесут вторую порцию. После обеда сам Бог велел поспать пару часов под уютный рассказ соседа о жизни. Четыре часа пополудни, солнце уже клонится к вечеру, так бы и лежал в постели до ужина, но… врачиха прописала прогулки на свежем воздухе, и Иван Петрович, кряхтя, поднимается. А в прогулочном парке, что между
