Девочки против бога - Енню Вал
В разгар моего помешательства на «Супермене» я еду в больницу к бабушке, которая только что проснулась после операции и лежит с подключенными к ней разными проводами и капельницами – физраствор, лекарства, нечто напоминающее кровь. У меня кружится голова при виде всех этих кабелей, и я думаю о людях-машинах в «Супермене 3». До этого я вряд ли задумывалась о том, что наше тело настоящее и смертное, что нам тоже иногда нужно подключаться к чему-то и получать помощь, чтобы жить.
– Это больно? Ты что-нибудь чувствуешь? – спрашиваю я бабушку и тыкаю в один из проводов.
– Я чувствую ее, вон ту, – отвечает она, указывая на другую женщину, лежащую в коме в другой части палаты с таким же количеством проводов и стоек вокруг.
Это замечание кажется мне загадочным, но, думая о нем много лет спустя, я понимаю, что оно значит: они обе подключены к контейнерам и стенам больницы. Ткани тела сообщаются с проводами, с жидкостью, пластиком и металлом, возможно, также друг с другом и со мной, когда я пью красный сок из пластикового стаканчика и ем лакричную спиральку с кофейного столика в коридоре.
Пока я продолжаю рисовать все более жуткие картинки в Paint, пишу любовные письма компьютерам и насмехаюсь над богом дьявольски фальшивыми нотами в школьном хоре, в других частях мира действительно начинает появляться современный Интернет. Русские и французские сети уже существовали в различных формах, но в этом году, пока бабушка и другая женщина лежат подключенные к больничной технике, стенам и друг другу, разные преемники ARPAN (Администрация перспективных исследовательских проектов) также связаны, и большую сеть называют Интернетом. Подключенные провода материальны, но сеть воспринимается как нечто иное, она понимается как виртуальное измерение, в котором мы потенциально можем связаться с кем угодно в любое время. Я не осознаю этого, но мы все подключаемся к всемирному кардиостимулятору, который спустя несколько лет пообещает качать нашу виртуальную кровь без всяких препятствий и цензуры.
– Интернет в 90-х был немного духовным, не так ли? – спрашивает Тереза.
– По крайней мере, я искала, с кем поговорить, – отвечаю я.
– Я тоже, – говорит Венке, – сигнал подключения тогда был звонком. Как звонок богу.
Христианская молодежь не говорит так об Интернете в 90-х годах. Но, может быть, они чувствуют тот же удар током в руках, складывая их в молитве. И, может быть, я тоже ищу что-нибудь, кого-нибудь, в сети, когда несколько лет спустя начинаю просматривать веб-страницы и болтать в mIRC, сначала раз в неделю в классе, а затем дома. Меня всегда разочаровывает, что те, с кем я болтаю в чатах, – это настоящие люди из коммуны Ос, или Сан Диего, или Йоханнесбурга. Между переписками в чате я придумываю разговоры удачнее настоящих и продолжаю писать компьютеру, невидимым партнерам, расположенным внутри машинных систем. Ощущение в пальцах, лежащих на раскаленной клавиатуре, наводит на мысль о спиритизме. Это мой самый близкий контакт с духовным миром. Электричество, сеть, розетка. В Интернете есть все, что мне нужно для соединения с другим миром, исчезновения в другом мире, бегства или просто чувства близости к чему-то загадочному и невозможному. Я мечтаю найти в онлайне своего собственного двойника, или вдруг поболтать с версией себя из будущего, или поболтать с бабушкой через механизмы. Несколькими годами позже мне приснится, как я гуглю сама себя в вымышленных поисковых системах.
В логове ведьм я вместе с Терезой и Венке пишу в поисковике: The internet as a spiritual force[62]. Удаляю и вместо этого набираю: How the spiritual world is like the internet[63]. Это тоже удаляю и пишу: Find god on the internet[64]. Я не нажимаю на кнопку поиска, но веду его.
Дорогой бог, тот, что в Интернете.
Сидя в своем ведьминском жилище в Осло, обучаясь в бакалавриате в начале 2000-х, я давно стала ботаником, как Гас Горман в «Супермене 3», но чуть более разрушительным. Я лучше всех на обязательном компьютерном курсе знакома с программным обеспечением. Не в техническом смысле – я не могу даже покрасить лист в Word в черный – но я трачу больше всех времени на то, что, надеюсь, является машинной магией. Это я мечтаю стать HTML-кодом и держаться за руки скобок. Это я придумываю все более остроумные поисковые запросы для системы Alta Vista, как будто флиртую с браузером. Это я легче всех могу найти всякую грязь и пиратские mp3. Остальные учатся правильным методам и алгоритмам работы. Я пробираюсь по сети внутрь и вниз и нахожу «Глубокую глотку» и «Сладкий фильм». Даже общаясь с другими людьми через MSN Messenger, электронную почту или mIRC, прежде всего я интересуюсь программами и экраном ПК, а позже и ноутбуком, и смартфоном, и приложениями в них. Я всегда общаюсь и с ними тоже. Я изучаю клавиатуру и звук кнопок, включаю электричество, отключаюсь от реальности в бесконечных движениях прокрутки задолго до того, как веб-страницы обретут свою очевидную, вечную силу.
Затем Интернет разрастается и быстро превращается из чего-то глубокого, таинственного и мягкого, как ткани тела, в большие, громоздкие и ошеломляющие порталы и программы. На компьютерных курсах, а затем и предметах по программированию больше нет места поиску контактов и общности через сеть и программы. О сети вообще больше не заходит речь, сеть стала невидимой, она просто должна работать, а программы – всего лишь инструменты, коды, то, что нужно освоить. Я противостою этому какое-то время, продолжаю искать в глубине и находить вещи, которые никто больше не найдет, или разрабатываю громоздкие ненужные коды на языке Java, вызывающие короткое замыкание приложений. В определенный период я отношусь к Интернету так же, как к религии и Сёрланну, как к стене, которую я должна сломать, и системе, которую я должна разрушить. И тогда я становлюсь так называемым взрослым человеком, и Интернет тоже завершает так называемое взросление, мы отказываемся друг от друга, автоматизируем наши взаимодействия и движения, доверяемся мышечной памяти и необходимости.
Посмотри на меня, я здесь, глубоко в алгоритмах. Как будто весь андеграундный потенциал сети скрылся в их секретном архиве. Мое влечение к Интернету заснуло и превратилось в нечто бессознательное и функциональное, научилось хвататься за
