Восемь тетрадей жизни - Тонино Гуэрра
МОСКВА — МОЯ СТОЛИЦА
Сейчас я живу в Пеннабилли, маленьком городке на холмах в Марке[2]. Столица моего сердца — Москва. Я видел, как она росла в эти последние тридцать лет, чтобы стать одним из самых прекрасных городов мира. Город, в котором около двухсот театров и где в Большом на меня падал золотой дождь его лож, в то время, как балеты и грандиозные концерты наполняли меня волшебством. Если бы возможно было укротить пробки и цены в гостиницах и ресторанах Москвы, она могла бы стать одним из самых больших портов туризма. Это столица, которая дарит тебе духовность и воздух чуть-чуть с Востока, чтобы ты почувствовал, что находишься здесь и где-то еще.
МАЛЕНЬКОЕ ПОСЛАНИЕ «СЕМИДЕСЯТИЛЕТНЕМУ»
Я рад, что мои размышления попадут синьору, который на десять лет младше меня. Я помню его взгляд и пожатие руки в Римини, полные светлой грусти от невзгод и потрясений, которые встречаются на пути в мире, лишенном идеалов.
Я позволю себе, синьор Горбачев, передать Вам мой тихий Крик из Пеннабилли.
Наша забота, беспокойство о ближнем смотрят через узкие средневековые окна, и потому с наших губ срываются лишь мелкие слова, которые падают к ногам, как поржавевшие гвозди.
Мы должны прокричать Большие слова, которые дойдут до сердца каждого человека. Слова, полные живой воды для народов, животных и растений, страдающих от жажды, которые возродят жесты застывших без работы рук, жесты ремесла; слова, полные внимания к отчаявшемуся детству. Одним словом — это не должны быть речи, обращенные к тому или иному человеку в отдельности, к той или иной окраске кожи. Эти слова — для человечества — с тем, чтобы создать единую мечту.
Тонино Гуэрра Пеннабилли,
1 сентября 2000
Тетрадь 2
КНИГА СТРАНСТВИЙ
С Тонино нас связывает дружба, которая длится более 30 лет. Потом много продуманных и подготовленных проектов и сожаление, что так и не удалось реализовать ни одного из трех написанных вместе сюжетов. Но если я думаю о том, сколько мы провели вместе времени, сколько путешествовали (например, в Узбекистане или дома, сидя в кресле), сколько смеялись вместе за эти годы — я еще раз нахожу подтверждение тому, что и жизнь есть кино.
Карло ди Карло
I
МОЯ МАТЬ — ПЕНЕЛОПЕ
В первый раз, когда я попал в Рим, были дни лета. То, что удивило меня более всего — была площадь Святого Петра. Я никак не мог понять, почему она совершенно пустынна. Была слышна вода двух фонтанов и выделялась черная тень обелиска, которая доходила до колонн Бернини, как глубокая рана, вырытая в земле. Но потихоньку, когда мои глаза смогли заметить это, я увидел, что эта тень, так же, как и другие тени была полна туристов. Особенно много было японцев, которые прятались в ней, ища прохлады. Именно это открытие подсказало мне, много лет спустя, идею танца, которой я поделился с Майей Плисецкой. Идея так никогда и не осуществилась. Речь шла о том, что великая Майя должна была оживить тени дворцов, статуй и обелисков, танцуя вместе с ними, поскольку статуи — это застывший танец.
Когда я уже обитал в Риме лет пятнадцать, в полдень одного из четвергов раздался звонок. Это был водитель автобуса, который оповестил меня, что он оставил одну пожилую женщину на площади Святого Петра. Это была моя мать, не знавшая грамоты, которая села в автобус вместе с верующими пилигримами, направлявшимися из Романьи в Рим. Ей хотелось увидеть, где я живу. Хватаю такси и мчусь в Ватикан. Площадь была совершенно пустынна — время обеда. Я бегаю до двух часов между колоннами в поисках матери. Наконец, вижу тень, прислонившуюся в уголке фасада собора. Тогда я начинаю громко кричать и жестикулировать: «Почему Вы приехали в Рим, ничего не сказав мне, не предупредив?» Наконец, я остановился на расстоянии, не решаясь взглянуть на нее, но продолжая обвинять. Вдруг ее рука поднимается, указывая на фасад дома, над колоннами Бернини: «Это окно Папы?» Я смотрю, куда указывает рука, и подтверждаю, — «Не знаю точно, но кажется, да».
«Почему нет занавесок на окне?» — спрашивает меня удивленно.
«Не знаю», — отвечал. Тогда она встает и следует за мной. Я замечаю, что у матери полные карманы.
«Что у Вас в карманах?» — спрашиваю.
«Это из дома, захватила в дорогу. Бифштекс, чтоб не беспокоить тебя с едой».
«А это, в мешочке?» — спрашиваю.
«Семена белладонны, — отвечает. Это редкий цвет, кому-нибудь можешь подарить, кто помогает тебе в твоей карьере».
«Спасибо, мама».
II
МНЕ БЫЛО 20 ЛЕТ
Мы жили в первых числах февраля. Мне было 20 лет, и я был в плену в Германии. И копал траншеи на передовой в местечке Хаакен, вблизи Кельна.
Американцы уже высадились на французском берегу и двигались в нашу сторону. Я спал вместе с другими пленниками в полуразрушенной церкви, укрываясь сеном. Однажды утром, при первых лучах рассвета, мы почувствовали, что земля начала дрожать. Осторожно вышли из церкви. В небе увидели первые V-2 — изобретение фон Брауна, которые летели бомбить Лондон. А под ногами дрожала земля, так как на нас наступала тысяча американских танков. Вскоре появились английские самолеты и начали бомбить немецкие линии — началось наше бегство. Я бежал между немецких грузовиков, буксирующих в грязи, вниз по склону оврага. Впереди было поле, где только что появились зеленые ростки озимого хлеба. И вдруг я замер,
