Восемь тетрадей жизни - Тонино Гуэрра
I
ГОСПОДИН МЭР,
это — площадь, а это — ее стены: такие, как всегда. Однако жизнь со временем изменилась. Должен начать издалека, чтобы дойти до сути, до главного зерна моих посланий. Знаю, что в прошлом здесь были поля и огороды, а затем пространство отгородили, чтобы создать место встреч горожан, убегающих с высокого средневекового города. И тогда все бабочки, и жуки тоже, осы и дикие птицы покинули этот остров, который сделался перекрестком встреч и рукопожатий, велосипедов и автомобилей. Помню, ребенком я видел ветер, который еще поднимал пыль на Главной Площади, и снег зимой мягким голосом проводил полосы по небу и закрывал рот шумам. И тогда люди собирались на Площади, прислонясь спиной к стенам, или под портиками и радостно смотрели на этот праздник, который объединял тела. Теперь удивление не выходит за оконные стекла или закрыто дверцами машин. Кто способен (сумеет) созвать нас на Главную Площадь? Какой колокольный звон необходим, чтобы всем вместе насладиться этим спектаклем? Снег падает не для одного одинокого человека, закрытого в собственной клетке страха.
II
ГОСПОДИН МЭР!
На этой Площади пасся лев, убежавший из цирка «Орфей». Это он испугал охотничьих собак диким запахом, исходившим от его шкуры. И тогда все ружья города выглянули из окон и выплюнули огонь на животное возлежавшее под памятником Павшим, словно он и сам был частью этого монумента или подражал позе других каменных львов, которых мы видим у врат старинных соборов. Льва сварили и съели. И люди рассуждали с полными Африкой животами, сидя на стульях, вынесенных из кафе на площадь. Должен ли я дождаться появления носорога, чтобы вновь состоялся праздник горожан, полный счастливого единения.
III
ДОРОГОЙ МЭР,
я видел эту площадь в августе 44-го, полную быков, которых немцы пригнали из Равенны, чтобы потом, разделанными, отправить в голодные города Германии. Я видел Площадь, полную солнца и покрытую засохшим навозом после отправки этих животных. И во всем этом горестном беспорядке живодер, потакая властям, старался поймать и удавить бродячую собаку. Какое абсурдное, нелепое соблюдение порядка в таком распадающемся мире. Я стоял в тени одной из колонн, переполненный состраданием к собаке, которая рылась в навозе в поисках пищи. Когда живодер был готов бросить веревку с петлей в горячий воздух, я закричал, собака испугалась и бросилась бежать по дороге к реке. Но уже дуло винтовки в руках у фашиста уткнулось мне в спину, и я пересек Площадь, плененный «петлей» этого безграмотного палача. В то время пустота и безлюдье Площади были оправданы.
IV
СИНЬОР МЭР,
когда после войны запыленный товарный поезд оставил меня на вокзале, и «запоздавший» возвращенец, отправился пешком к дому, чтобы сразу же выйти на Главную Площадь, духовой оркестр уже отыграл победные марши на улицах, а блестящие сапоги были сорваны с ног негодяев и брошены в кучу перед памятником, предварительно наполненные мочой. На Площади я впервые увидел неоновый свет в трубках и железные стульчики, вынесенные перед обоими кафе. Они заменили собой прежние деревянные складные стулья. Тогда еще на этих новых стульях опять сидели люди, все вместе, чтобы начать снова жить. Но спустя всего несколько лет что-то изменилось: черное воронье крыло начало бить воздух, и тогда страх проник в уши и оглушил нас.
V
ГОСПОДИН МЭР,
я по-прежнему продолжаю измерять все расстояния моего пространства от центра этой Площади. И когда я еду в Москву или жаркую Грузию, я убежден, что самыми главными остаются те немногие километры, которые я прошел пешком или проехал на велосипеде мальчишкой от Площади к морю или ближним холмам. Долгие перелеты — это неподвижные путешествия, воображаемые в уме. Лишь первые километры в жизни, пройденные ногами, действительно многого стоят. Я и сейчас еще буду долго думать, прежде чем отправиться в путь от Площади до моря. Легче решить полететь на экватор или Северный полюс, поскольку эти путешествия из области фантазии и волшебства. Лишь десять километров бесконечны. Главная Площадь — это сердце, центр всех пространств, которые я получил в подарок. И ты, Мэр, получил их тоже, как и другие. Вот почему я прошу тебя выйти на балкон и еще раз внимательно посмотреть на этот прямоугольник Площади — главное пространство в твоей и нашей судьбе. Точка отправления и прибытия, постоянная точка отсчета не может быть покинута. Она должна чувствовать жар твоего внимания, постоянного и направленного. И теперь больше, чем прежде, ибо безлюдье и пустынность Площади образовались там, где встречались и обнимали друг друга. Страх, исходящий от ядовитых хвостов скорпионов, глядит из-за углов домов. Необходимо обойти эти углы и вновь собираться на Площади. Страх — друг телевизоров и семейного эгоизма. Едим мясо вместе с изображением, в то время, как голос, выходящий из бездушного механизма, заполняет собою молчание, царящее между мужчиной и женщиной, между родителями и детьми. Надо бы вернуться туда, где слово вновь возвращено нашим детям, и образы зреют в нашей фантазии.
VI
ГОСПОДИН МЭР,
вчера мне снились короткие сны, один за другим. Каждый раз появлялась в них Главная Площадь, ее пространство использовалось по-разному. Сначала я увидел, что здания окружили огороды, как это было однажды. И я спрашивал себя, не было бы правильным убрать гальку и булыжники и вновь засадить участки чесноком, капустой и подсолнухами. Видел, как люди шли по тропинкам между грядок и проверяли, созрели ли овощи, можно ли было их уже собирать. Они улыбались друг другу и обменивались листьями. Потом мне приснилась Площадь такою, какая она теперь, но на одно дерево больше. Вишня стояла на углу Площади. За короткое мгновение на ветвях появились листья, потом цветы и ягоды, чтобы вновь дерево обнажилось, и ветви стали готовыми превратиться в снежные кружева. Тогда я сказал себе: это возможно. Как и другие маленькие поправки. Серьезные мрачные деревья могли бы ожить на Рождество от маленьких светящихся искр, похожих на светлячки, и тогда, возможно, сказали бы, что на Главную Площадь упали звезды. Но не эти цветные шары из пластика, которые подражают ядовитым плодам. И многое другое. Музыка, к примеру. Хотя бы в воскресное утро, в одиннадцать — а, может быть, и каждый день, когда вечер пришел с одинокими ботинками прохожего, и туман окутывает своим шарфом фонари, — вальс Фаини или Штрауса прозвучит из громкоговорителей, спрятавшихся в деревьях. Необходимо вновь сделаться детьми, чтобы править.
VII
ДОРОГОЙ МЭР,
пришло время прислушаться к голосам,
