Восемь тетрадей жизни - Тонино Гуэрра
6
СУББОТА
Мы приехали в Артек, Международный детский лагерь, внимательно и умело ведомый Михаилом Сидоренко. Пешком отправились в Гурзуф. Маленький городок, который многими улочками спускается к каменному пляжу. Старые татарские дома отчасти закрывают небо деревянными балконами. В конце одной из этих улочек, пройдя по узкой дорожке с остатками асфальта, приходишь наконец к дому Чехова, который он купил за 3000 рублей в девятисотом году и здесь начал писать «Три сестры». Море разбивается о скалу в бухте, защищенной ее выступом. Небольшая терраса оберегает от дождя и солнца, выходя в маленький сад с двумя кипарисами, тростником и множеством цветов. Крик чайки, пролетевшей над домом, оживил тряпочную чайку на коврике, повешенном на стене перед небольшой железной кроватью великого художника, больного туберкулезом. В саду я старался останавливаться в тех местах, которые мог бы выбрать и он, и тогда мои глаза видели волнение моря в бухте и солнечную зелень деревьев.
7
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Я нашел Ленина, сидящим в городском парке Гурзуфа. Наконец-то его желание открыть светлые горизонты указующим перстом поднятой руки сбылось. Девушки фотографируются, опираясь на его блестящие бронзовые колени. Потом прогуливаются по набережной, грызя семечки или кукурузные початки, которые здесь же продают простые женщины.
10
СРЕДА
Большой круглый стол в зале нижнего этажа дворца в Ливадии, где в 43-м году встретились Сталин, Рузвельт и Черчилль, чтобы разделить Европу в конце последнего мирового конфликта, вызвал у меня нежность. Я опять увидел его на фотографии, выставленной на втором этаже, где за этим же самым столом обедает многочисленная семья царя Николая II в дни их отдыха в Крыму.
15
ПОНЕДЕЛЬНИК
Мы вернулись в Москву. Как приятно оказаться вновь в наших двух комнатах рядом с «Мосфильмом». Кажется, что мы в караван-сарае во время долгого путешествия по старым дорогам шелкового пути. Возможно, что ковры, повешенные на стены и расстеленные на полу, дарят это чувство. В Москве страшно жарко. В воскресенье большие аллеи безлюдны, и кажется, что они ширятся у тебя на глазах, и ты чувствуешь себя малым насекомым на раскаленной почве. Предпочитаю сидеть дома. Вчера утром я принялся переставлять пустую бутылку. Заметил, что она вбирала в себя свет даже в самых темных местах комнаты. Перед книжным шкафчиком посылала отблески света до самого корешка томика стихов Пушкина, стоящего на верхней полке шкафа. И лишь у входа наполнялась темнотой.
20
СУББОТА
И в Монтефельтро стоит жара. У деревьев повисли листья, как уши у охотничьих собак. В Монтироне, средневековом городке, пусто из-за жары и праздников. Голос проповедующего в церкви священника выходил за приоткрытую дверь и катился по камням переулка вместе с пустой пластмассовой бутылкой. Открываю дверь, и священник перестает говорить, удивленный моим появлением у входа в пустую церковь.
Сократ весь ясен, как ночь,
Полная светлячков.
22
ПОНЕДЕЛЬНИК
Мы пробыли недолго за мостом Пресале. Шли пешком до того высокого места долины, где хотели увидеть убежище, вырытое немцами в сорок четвертом году. Когда мы остановились на вершине холма, старик, сопровождавший нас, указал на громадную стену скалы в направлении Виамажжо и сказал: «В одну из ночей августа свет луны падает таким образом на эту стену, что освещает своим отражением всю долину и тогда возникает то, что мы называем „рассветом луны“».
Бывает вечерами, перед сном
Я жду кого-то, сидя неподвижно
На лавке. С террасы видно мне
Внизу реки долину,
И кажется, что должен друг зайти,
Родня, прохожий, звонок, в конце концов,
Иль телеграмма.
Но лишь вода в реке, скользя по камням,
Со мною хочет говорить.
25
ЧЕТВЕРГ
Я бросил восхищенный взгляд на маленький городок, заключенный в стенах монастыря Баденхаузен в 10 километрах от Тюбингена, где серое солнце проливает на остроконечные крыши теплый дождь, который мне напомнил сказочную Грузию и лучезарные глаза Параджанова в свободных домашних туфлях на ногах. В монастыре листья столетней липы шевелились под тяжестью голодных пчел.
28
ВОСКРЕСЕНЬЕ
В дверь постучал нищий, так мне во всяком случае показалось, в запыленной одежде и с залатанной сумой наперевес. Замечаю, что на ногах у него старые веревочные сандалии. Приглядевшись внимательно, вижу, что во всей его фигуре есть что-то монашеское, он мог бы оказаться, к примеру, монахом с Востока. Открывает свой старый мешок и вешает его на террасе. Показывает мне малюсенькие лимоны, предлагая сделать из них лимонад. Потом усаживается на свой растрепанный ковер и начинает длинную речь на своем языке, который, неизвестно почему, мне понятен. «Если не задавать вопросов, то тогда на тебя не посыпятся бесполезные ответы. Нужно говорить не спрашивая и давать словам слетать с губ. Наполнить воздух этими звуками и музыкой дыхания. Это неправда, что слово имеет лишь тот смысл, которому нас научили. Слово — это прежде всего звук, производимый инструментом, которым и являемся мы. Отнимите весь смысл у слов и слушайте только звуки, которые слетают с наших губ. Двигаться, перемещаться, излишне жестикулировать — это и создает суету жизни. Увы, и сама мысль порождает движение, но ведь надо бы спросить себя при этом: куда идем? Оставайтесь неподвижными, пусть мир движется вокруг вас, пусть фрукты сами катятся по полу и по лестнице. Пусть все рождается ветром и перепадами тепла. Наша конечная цель — лишь внутренняя неподвижность». Он поднимается, медленно складывает свой ветхий коврик, укладывает его в мешок и уходит, но сразу же возвращается как-будто что-то забыл. «Я возвратился попрощаться с самим собой», — говорит и несколько мгновений молча смотрит на то место, где недавно сидел на ковре.
29
ПОНЕДЕЛЬНИК
Один сведущий человек повез меня посмотреть буковую рощу на высоте 1200 метров. Если выпадут и другие годы жары, бук исчезнет с гор Монтефельтро. Потому что деревья не смогут забраться на облака в поисках прохлады. Так я узнал, что на протяжении веков было много переселений деревьев: какие-то из них искали свежести, а другие — более теплый воздух. Часто и люди шли за деревьями.
…Я добрался до света в низине,
Будто муха до лакомой ложки.
И сижу в траве моих мыслей.
Они падают с губ, между тем
Как глаза наблюдают
Облака плащаницы белой.
Так случилось теперь, что Мареккья —
Вода жизни
