Почтальонша - Франческа Джанноне
– Я правильно тебя понял?
Карло стряхнул пепел с сигары и завел мотор. Выруливая на дорогу, он процедил сквозь зубы:
– Стерва решила меня проучить!
– Ты уверен, что это правда?
– Да. Даты сходятся. Это случилось, когда я приезжал на твою свадьбу. А Даниэле родился в декабре.
– И кто еще об этом знает? – спросил Антонио.
Карло пожал плечами.
– Насколько мне известно, родители Кармелы – точно. Насчет Николы не уверен…
– Ты расскажешь Анне?
– Ты с ума сошел? Нет, конечно!
Антонио замялся.
– А что будешь делать?
– Ничего, – отрезал Карло. – А что я, по-твоему, должен делать?
– Не боишься, что Кармела сама расскажет Анне?
Карло глубоко затянулся.
– Не расскажет. Она построила свою жизнь на чудовищной лжи, лишь бы спасти свою репутацию и честь семьи. Не станет же она все разрушать сейчас. Не настолько она глупа. Да и дон Чиччо ей не позволит.
– Тогда, прости, зачем ей вообще было тебе это говорить? Она же явно чего-то от тебя ждет, разве нет?
– Нет. Просто хотела меня помучить. Я ее знаю. Но со мной этот номер не пройдет. Дети принадлежат тем, кто их растит. Для меня этот мальчик – сын Николы, и точка.
Антонио промолчал, лишь кивнул и понурился. Он прекрасно понимал, что происходит с Карло: брат отдалялся, возводя стену из кирпичиков напускного безразличия. Это был единственный известный ему способ защититься, не дать жизненным ударам оглушить себя. Так же он поступал и с матерью, бесконечно растягивая связывающую их нить, пока она совсем не истончилась.
Когда они вернулись на маслодельню, Антонио глубоко вздохнул и, напряженно глядя на брата, сказал, что и ему, по правде говоря, есть что сообщить.
– Я решил уехать, Карлетто. Отправляюсь в Асмару вместе с другими предпринимателями. Попробую наладить торговлю маслом с колониями, и для этого мне нужно пожить там какое-то время… Ты первый, кому я это говорю. Через десять дней сажусь на корабль.
Он выпалил все на одном дыхании, не глядя брату в лицо и глотая слова.
Карло застыл, ошеломленный.
– Вот так, ни с того ни с сего?
– Нет-нет, я уже давно об этом думаю.
– А мне говоришь об этом только сейчас?
– Ну, это была просто идея…
– Ничего себе «просто идея»! Ты же уже все организовал… И надолго ты уезжаешь?
Антонио пожал плечами.
– Не знаю… на столько, сколько потребуется, чтобы мое масло там узнали. Может, дела пойдут неважно и я быстро вернусь, кто знает.
– Похоже, ты боялся мне рассказать, – произнес Карло, нахмурив брови. – Так вот почему ты был такой странный в последнее время.
Антонио почувствовал, как бешено забилось сердце.
– Да нет же… просто… я не знал, как ты это воспримешь.
– Что ж, не скрою, я удивлен. Но, знаешь, если ты хочешь это сделать и уверен в своем решении, братец, то и я за тебя рад!
Лицо Антонио мигом просветлело.
– Правда?
– Ну конечно! Это же здорово, что ты хочешь расширить дело…
– Ага, – выдавил Антонио с вымученной улыбкой. – Правда, меня больше беспокоит реакция Агаты и Лоренцы. Не думаю, что они будут в восторге. А еще мне очень жаль оставлять тебя одного именно сейчас, со всей этой историей…
Карло положил руку на плечо брата и ободряюще его сжал.
– Насчет меня не волнуйся. У меня все в порядке. Правда. А что касается Агаты и Лоренцы… что ж, они поймут, – успокоил он Антонио. – И даже если нет, я помогу им это принять. Ведь это всего лишь деловая поездка. Ты же не навсегда уезжаешь, верно?
У Антонио защемило сердце. Никогда прежде между ними не было секретов.
Если бы я только не любил тебя так сильно, подумал он с горечью. Если бы только…
* * *
Когда Антонио тем вечером вернулся домой, стол был уже накрыт. Агата в белом фартуке хлопотала на кухне, помешивая что-то деревянной ложкой в медной кастрюле. Он подошел к жене, положил руку ей на спину, поздоровался. Агата торопливо чмокнула его влажными губами и попросила позвать Лоренцу к столу – суп был почти готов.
Антонио поднялся наверх и осторожно приоткрыл дверь в детскую. Дочка сидела за письменным столом и увлеченно рисовала в тетрадке остро заточенным карандашом.
– Ma petite, – окликнул он ее.
Лоренца хихикнула.
– Ты назвал меня как тетя…
Потом спрыгнула со стула, подбежала к отцу и крепко обняла его.
– Ты голодна? – спросил Антонио, поглаживая дочь по волосам.
Девочка подняла голову и утвердительно кивнула.
– Тогда идем. Ужин готов. Не будем заставлять маму ждать.
Они спустились как раз в тот момент, когда Агата выносила из кухни дымящуюся супницу. Все расселись за столом. Агата перекрестилась и, сложив руки, произнесла благодарственную молитву благочестиво, но несколько торопливо: дать остыть такому ароматному супу – вот это был бы настоящий грех.
Антонио перевел взгляд с жены на дочь: обе в этот вечер прямо излучали радость. Агата поднялась, чтобы налить Лоренце полную тарелку, и на ее губах играла улыбка. Она совсем другая, когда улыбается, подумал Антонио. И, глядя на жену, он с предельной ясностью осознал, что Агата – часть его самого, его жизни. Он, несомненно, был к ней очень привязан: как-никак, это мать его дочери. И все же между ними всегда стояло одно но. Оно существовало с самого начала. Огромное, тягостное но, которое они оба с какого-то момента предпочли не замечать. Агата первой призналась ему в любви, это она настойчиво добивалась его, пока не получила желаемое. Антонио же просто позволил ей выбрать себя: брат незадолго до того уехал, и он чувствовал себя невыносимо одиноким. Агата показалась ему приемлемой альтернативой одиночеству. «Можно научиться любить, – сказала она тогда. – И ты научишься. А до тех пор моей любви хватит на двоих». Но ее не хватило, и Антонио так и не сумел полюбить жену. Между ними существовал негласный уговор, который нельзя было нарушать, иначе их жизнь превратилась бы в руины, погребя под собой и то хорошее, чего им все же удалось достичь вместе.
Антонио понимал, что слова, которые он собирался произнести, разобьют хрупкую гармонию сегодняшнего вечера. Такую же, как на пасторальных картинах его матери, украшавших стены дома. Еще несколько секунд – и улыбки жены и дочери погаснут, их черты исказятся, лица застынут. И все же Антонио не чувствовал себя по-настоящему виноватым. По крайней мере, не настолько, как должен бы.
Поэтому он выложил все как на духу.
Агата замерла, отложила ложку на салфетку и спрятала руки под стол.
– И сколько тебя не будет? – дрогнувшим голосом спросила она после долгого молчания.
– Сколько потребуется…
– Но папа, Африка ведь далеко-предалеко!
– Это совсем другой мир, – прошептала Агата.
– А разве ты не можешь взять с собой меня и маму?
Антонио взял дочь за руку и, повторяя слова Карло, попытался ее успокоить: в конце концов, это всего лишь деловая поездка, он ведь не навсегда уезжает.
– Но у тебя уже есть здесь работа, – упрямствовала Лоренца. – Зачем тебе другая?
– И как же мы тут без тебя? Что я буду делать, если с девочкой что-то случится? – запричитала Агата.
– Почему с ней вдруг что-то должно случиться…
– И потом, все так внезапно… Ты уезжаешь через десять дней, а я ни сном ни духом… – Агата помолчала и спросила: – Карло и Анна знают?
– Я сказал Карло. Полагаю, теперь и Анна в курсе, – ответил Антонио.
– Папа, не уезжай! – Лоренца беспокойно заерзала на стуле.
– Слышишь, о чем просит тебя дочь? – буркнула Агата. – Хоть ее ты
