Дни в книжном Морисаки - Сатоси Ягисава
— Я была неосторожна.
Мы захихикали, еще долго так простояв в обнимку в углу ванны.
Глава 15
Следующая ночь прошла спокойнее предыдущей.
Предыдущим вечером обе группы, с которыми мы познакомились, уже уехали, а прибывшие утром новые туристы — мужчина и женщина — во время еды тихо о чем-то разговаривали. «Лучше бы поехали на горячие источники, где можно делать что угодно без посторонних глаз, чем в какое-то общежитие», — ворчали они.
Хозяйка, принеся поднос с едой, кажется, тоже это заметила, включила стоящий в центре старенький телевизор и ушла. Звук барахлил, поэтому доносящийся из кинескопа смех периодически прерывался. И я почувствовала, как пространство вокруг наполняется звенящей тишиной. Мне показалось это странно пугающим, поэтому я подошла к телевизору и выключила его.
В комнате я завернулась в два футона[20], выключила свет и погрузилась в мертвую тишину. Дождь тоже, судя по всему, уже прекратился, и его отдаленного шума не было слышно. «Может, завтра выехать чуть пораньше?» — предложила госпожа Момоко, на что я рассеянно кивнула.
Окруженная темнотой, я не отрываясь смотрела в потолок. Так как госпожа Момоко не могла уснуть с включенным светом, тьма была полная. И все же, лежа с открытыми глазами, постепенно я привыкла и уже могла различать очертания вещей.
— Тетя, вы не спите? — робко окликнула я ее спустя пару минут.
Похоже, она проснулась, поэтому ответила сразу:
— А?
— Можно вас спросить кое о чем? — прошептала я, продолжая смотреть в потолок.
— Да, я тоже хотела поговорить.
— Ну, это о том, что вы сказали днем…
— А что я сказала?
— О болезни…
— А, да, — через мгновение отозвалась госпожа Момоко.
— Все настолько серьезно? — на одном дыхании выпалила я, словно читала сценарий. В темноте мой голос прозвучал особенно уныло.
— Как сказать… И серьезная, и не очень, — поразмыслив какое-то время, тихо сказала она.
— А что с вами?
— Хм, — протянула госпожа Момоко. — Скажем, бывает же такое: кое-что случается, ты внезапно заболеваешь и, ни с кем не попрощавшись, исчезаешь? Думаю, в сравнении с этим мне повезло больше. Потому что у меня еще полно шансов.
— Это…
— Нет, не стоит так беспокоиться. Это не значит, что я умру прямо сейчас. Ранее я лежала в больнице, мне удалили матку, и сейчас я продолжаю наблюдаться у врача. И в дальнейшем мне следует быть начеку.
— Случайно не из-за этого вы вернулись к дяде?..
— У меня сначала и мысли не было возвращаться из-за болезни. Но, пока я в депрессии находилась в больнице, мне приснился сон.
— Сон? — я повернулась к тете лицом, но из-за темноты не видела ее.
— Да. Во сне я садилась на корабль, который вот-вот должен был отчалить из порта. А, нет, не так: я сама как будто была кораблем. В любом случае я собиралась плыть к горизонту, точно зная, что уже не вернусь. И, посмотрев назад, увидела на берегу мужчину, который махал мне рукой. С первого взгляда я догадалась — это Сатору. У меня возникло сильное предчувствие, что больше мы с ним не встретимся, поэтому я тоже в ответ изо всех сил стала махать ему. Но мой корабль отплыл уже довольно далеко, и Сатору становился все меньше и меньше. И потом я поняла: Сатору уже совсем не видно, а я одна посреди моря. Вот такой сон.
Госпожа Момоко начала ворочаться и тоже повернулась ко мне. Затем сдавленно посмеялась.
— Стыдно признаться, но когда я проснулась в палате, то, к собственному удивлению, расплакалась. Я понимала, что это всего лишь сон, но не могла остановить этот поток слез. Словом, урыдалась. До этого я даже и не помнила, когда в последний раз плакала, да и вообще я из тех людей, которые редко плачут, но тогда я не могла остановиться из-за переполнявшей меня боли. И решила во что бы то ни стало еще раз встретиться с ним. Странно, да?
— Нет.
Я отрицательно покачала головой, представив себе состояние тети в тот момент. Но она вряд ли это увидела.
— Конечно странно, — согласилась она сама с собой. — Но все же благодаря этому я хоть и с позором, но вернулась.
— Вот как… А вы расскажете дяде о болезни?
— Нет, — твердо сказала госпожа Момоко.
— Почему?
— Потому что не хочу быть для него обузой. Сатору не настолько слабый человек, но дело не в этом. Дело во мне. Нельзя больше наглеть.
— Но хотя бы попробуйте…
— Ты не понимаешь, — перебила меня госпожа Момоко. — Я все решила еще тогда, когда собиралась встретиться с ним.
— Но… но мне же вы рассказали.
— Думаю, я просто хотела выговориться кому-нибудь, — едва слышно прошептала она. — Я очень хотела рассказать кому-то и о том, почему я ушла, и о болезни. Знаю, Такако, если я попрошу тебя не говорить Сатору или кому-либо еще, ты так и поступишь.
— Это… — дрожащим от слез голосом начала я. — Это нечестно.
— Да. Прости, Такако. Я была невероятно счастлива, когда ты обняла меня в ванне. Правда. Ты очень добра. Именно поэтому Сатору так сильно любит тебя.
Завернувшись в одеяло, я, глотая слезы, повторяла только: «Нечестно, нечестно». Госпожа Момоко продолжала просить прощения. А я твердила лишь одно слово.
И так, обессилев от слез, я уснула.
* * *
На следующее, пасмурное, утро, простившись с хозяйкой и Хару, мы покинули гостиницу. Как и в день нашего приезда, госпожа Момоко почтительно кланялась, стоя в прихожей. Хозяйка, смеясь, говорила: «Ну, будет!» — но тетя не останавливалась. Хару помахала нам, весело крикнув: «До скорого!»
Госпожа Момоко снова была весела, как обычно, и при спуске с горы болтала без остановки: «Смотри, лилии цветут», «А там уже листья краснеют». Я живо отвечала ей, не зная, как иначе себя вести.
Вечером на станции Синдзюку мы разошлись. Госпожа Момоко поклонилась мне, стоя рядом с автоматами для покупки билетов.
— Спасибо, Такако. Было очень весело, — сказала она и расплылась в лучезарной улыбке.
Я участливо спросила ее:
— И что вы теперь делать будете?
— Поеду в магазин.
— Нет, я не об этом. Потом?
Тетя задумчиво скрестила руки.
— Ну, что-то буду делать, — ответила она, ловко развернулась и растворилась в толпе прохожих.
Я все равно продолжала стоять на месте, даже когда ее фигура пропала из виду. Меня переполняло невыносимое чувство от осознания того, что
