Три пары - Лорен Маккензи
– Да, – сказал он, – хочу.
Его мать лежала на кровати, одетая в ночную рубашку и тапочки, и смотрела телевизор. Шли новости. Ее руки складывали и расправляли подол ночной рубашки.
– Конор здесь, Молли. Ваш сын, Конор, – объявила Джеральдин.
Всегда был момент неуверенности, прежде чем она узнавала его и улыбалась. Он поцеловал ее в щеку и почувствовал, как его кольнули усики. Она пахла иначе. Стиральным порошком или мылом, или и тем и другим. Это сбивало с толку. Прошел почти месяц, с тех пор как он в последний раз ее навещал. Всегда находилось оправдание, но он знал, что избегает ее. Это было иррационально, но он не мог избавиться от тревоги каждый раз, когда она поворачивала к нему пустое лицо. Однажды наступит день, когда он станет для нее никем.
– Как ты, мам? Я слышал, с тобой произошел несчастный случай?
– Нет? Я так не думаю. Со мной?
– Могу взглянуть?
– На что? – Она отстранилась.
– Я хочу осмотреть твою ногу, ты пролила на себя чашку чая. – Она выглядела такой растерянной, что он задался вопросом, точно ли ему сказали правду. Но затем она осторожно похлопала себя по бедру.
– Ужасно болит.
Конор приподнял подол ее ночной рубашки. Она оттолкнула его руки:
– А ну-ка не лезь сюда.
– Просто взгляну, мам.
– Нет. – Молли уставилась на него, натягивая рубашку пониже. Джеральдин обошла Конора, наклонилась к Молли и заговорила с ней. Пока Молли смотрела на нее, Джеральдин потянулась и осторожно подняла ночную рубашку. На правом бедре большая повязка, по краям – никаких следов обожженной кожи. Его поразило, какими молодыми выглядели бледные стройные ноги его матери, почти как у ребенка: настолько мало осталось мускулов.
– Я уверен, все отлично заживет. – Он отошел от кровати.
Джеральдин поправила Молли рубашку, набросила на ноги накидку. Молли улыбнулась ей, как Фиа, когда его укладывали спать.
– Оставлю вас поболтать. – Она выскользнула за дверь прежде, чем он успел сказать ей, что не задержится.
Конор сел в кресло рядом с Молли: он проведет с ней несколько минут за просмотром новостей – она смотрела их каждый вечер, сколько он себя помнил. Он комментировал бесполезность министра здравоохранения и спортсменов, которые, по его мнению, злоупотребляют стероидами. Время от времени Молли издавала дружелюбные звуки, и у него возникало ощущение, что они с матерью смотрят новости вместе. Через десять минут Конор объявил, что ему пора домой ужинать. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, она схватила его руку, поднесла к губам и поцеловала.
– Люблю тебя.
Его пронзила дрожь. Ее взгляд снова вернулся к телевизору. Он поцеловал ее в лоб.
– Я тоже тебя люблю, мам.
Конор ехал домой, свет фар впереди дробился, и он снова подумал: надо проверить зрение. Дома он поцеловал жену и ребенка, заверил отца, что с Молли все будет в порядке, съел разогретое жаркое и пошел спать, все время вспоминая нежность поцелуя матери. «Тебе нужно чем-то заниматься, – сказал он себе, – иначе твое сердце разобьется». Когда он разделся, то обнаружил в кармане брюк конфеты «Джелли Тотс». Он положил их на комод до следующего раза.
Глава 23
Когда парашют не раскрылся
День рождения Шэя пришелся на учебный день. Вручение подарка и ужин в ресторане – это все, что они обычно устраивали. Но как бы просто это ни звучало, Ева не могла решить, что купить Шэю и где поесть. Каждый подарок, который приходил на ум, она ему уже дарила. Часы, книги, флисовую кофту. Он был человеком скромных привычек и никогда ни о чем не просил. Не помогало и то, что в этом году они оказались на мели. Она могла бы немного сэкономить, пригласив друзей домой, вместо того чтобы отправиться поесть в ресторан, но не могла вынести этого снова – смотреть, но не смотреть на Конора, чувствовать на себе его взгляд. Не могла поступить так снова с Шэем, не в его день рождения.
Она решила купить ему теплую шапку и шарф, но шли дни, а она так и не съездила в город. Найти время не составляло труда. С момента рождения девочек вся ее жизнь была посвящена поиску времени там, где его не было. Как раз сейчас стали появляться небольшие окошки: девочек могла занять на час какая-нибудь игра или они могли пойти на чей-нибудь праздник по случаю дня рождения в субботу днем. Тогда она садилась за кухонный стол с кофе и смотрела на сад. Их одноэтажный коттедж имел L-образную форму, и вся их жизнь проходила на изломе этой буквы L. Шэй называл свой сад сиротским приютом. Некоторые люди заставляли его переделывать их сады так же часто, как они переделывали гостиные. Выкидывали травы, сажали бамбук. Он приносил домой отверженных всех форм и размеров и рассаживал их по грядкам. Она смотрела, как свет играет на покачивающейся траве, кивающих цветах. На жирных пчел за работой. Затем проверяла время и обнаруживала, что девочек уже пора забирать.
Поначалу эти перерывы, какими бы незапланированными они ни были, очевидно, оказались необходимы: компенсирующее отсутствие, как когда заболеваешь в отпуске. Однажды она призналась Лиззи, что ее немного беспокоит то, как легко она может раствориться в себе: там, где, казалось, ничего особенного не происходит. Лиззи заверила ее, что это очень похоже на медитацию, которая ей никогда не удавалась. Ева осталась не полностью убежденной. Когда-то в прошлом она была умной девушкой из трудолюбивой семьи. Такие моменты казались ей святотатством. Тем не менее Лиззи была права: в них присутствовал элемент возвращения к себе, избавления от безумной загруженности времен детства близнецов, невыполнимых списков дел, шума, внешнего и внутреннего, – возвращения к простому существованию. Здесь. Сейчас. Осознанно. Кажется, время у нее было, но не было желания.
Шэй, обычно такой благодарный, радостный оттого, что про него вспоминают каждый год, погрузился в странное молчание, когда открыл поздравительную открытку. Вчера, оказавшись с совершенно пустыми руками, Ева зашла в интернет и спустила деньги на прыжок с парашютом в тандеме. Она не успевала дождаться красивого подарочного сертификата по почте, поэтому ограничилась распечаткой подтверждения заказа. К сожалению, это также означало, что цена осталась на виду.
– Вернуть нельзя, – сказала она ему. – Тебе придется это сделать.
– Черт возьми, да. Всегда хотел прыгнуть с парашютом, – сказал он. – Только я думал, что мы на мели?
– Настолько на мели, что это уже не важно.
– Папа, ты собираешься прыгнуть с неба? – спросила Элла. – Обе девочки нарисовали на
