Три пары - Лорен Маккензи
– Дети сапожника часто ходят босиком, – сказал Дермот.
Ева не знала, рассмеяться или утешить его, но тут Дермот сделал вдох и широко раскрыл глаза. Яблочко от яблони.
Шэй прислал жалобное сообщение: «Мы голодные!»
– Я лучше пойду, семья ждет завтрака. – Она помахала пакетом с хлебом, как будто тут требовались доказательства. – Пожалуйста, скажите Беа, что я встречусь с ней на неделе.
Ева двинулась обратно по лестнице из подвала, размышляя о том, какой Дермот очаровательный, и наткнулась на Конора наверху. Он споткнулся, потерял равновесие и чуть не упал. Ему пришлось сказать, чтобы она прекратила извиняться, он никогда не отличался грацией. И нет, она не станет первой, кто засмеялся над ним.
– Извини за смех.
– Будет только хуже, – сказал он. – Готовься.
– Мы подарим тебе ходунки. – За спиной Конора из-за облаков вышло низкое зимнее солнце. Она прикрыла глаза рукой, но не смогла увидеть выражения его лица.
– Надеюсь, не скоро. – Похоже, он не торопился заходить домой.
– Тебе не кажется, что средний возраст чем-то похож на камеру предварительного заключения? После того как ты разобрался с карьерой, партнером, домом, детьми – что потом? Тебя ждет старость. И, конечно, никто не уйдет от нее живым. – Ева пожалела об этой откровенности, несмотря на правду в своих словах. Или как раз из-за нее. Она чувствовала растерянность. Она правда в это верила?
Конор наклонил голову и ждал, пока она объяснится.
– Понятное дело, это очень конвенциональный взгляд на вещи, – добавила она. – То есть никто не приставлял пистолет к моей голове, но все же. – Она хотела подчеркнуть, как сильно любит свою семью, но боялась, что уже произнесенные слова прозвучали настолько мрачно, что любые признания в любви покажутся фальшивыми.
– Ты рассматривала возможность покупки спортивной машины? – спросил Конор. Между его бровями залегла морщинка.
Она расхохоталась. Конор рассмеялся в ответ на ее хохот. Запищал телефон, и она уронила его. Снова Шэй: «Где ты?»
– Мне пора идти, скажи Беа, что я сожалею, что не могу еще подождать. – Она отступила, но Конор протянул руку и нежно взял ее за плечо.
– Все пройдет.
Все замерло. Ей показалось, что он проник в ее мысли, как будто увидел ее детскую влюбленность.
– А если нет, то от этого есть таблетки.
Еве потребовалось некоторое время, чтобы поймать потерянную нить их разговора. Спортивная машина. Возраст. Она снова рассмеялась, смущенная.
– Не обращай на меня внимания. Я не часто бываю такой сентиментальной. Стараюсь придерживать это до середины ночи.
– Ты плохо спишь?
– И да, и нет.
– Ты можешь звонить мне в любое время. – Его голос изменился, замедлился. Он перешел в режим доктора, и это было не то, чего она от него хотела.
– Спасибо, но еще немного серьезности, и я взорвусь. Повсюду будут внутренности. Брызги крови. Тебе лучше не знать.
– Значит, тогда остается спортивная машина.
Она пошла прочь вприпрыжку, стараясь сдержать булькающий внутри смех. На углу, когда она украдкой оглянулась, он все еще стоял у ворот и махал ей рукой. Ее телефон снова пискнул. Она подумала, что это Шэй, но это оказалась Беатрис: «Прости! Надеюсь, это было не срочно. Позвони мне. Целую, Б».
Ева уже не могла вспомнить, какой она выдумала повод для разговора.
Глава 22
«Джелли Тотс»
Каждый день Конор обещал себе, что успеет закончить утренний прием к обеденному перерыву в 13:00, и, за исключением редких снежных дней, когда пациенты отменяли свои визиты, он всегда терпел неудачу. Каждый прием длился пятнадцать минут. Он должен был отводить десять минут на осмотр, оставляя пять минут на то, чтобы сделать записи, привести в порядок операционную и справить нужду, если понадобится. Но самые страшные тайны часто раскрывались в последние минуты, порой когда пациент уже был на полпути к двери. Его не отпускала мысль об одном пациенте, который утопился, оставив жену и троих детей. Все, включая его самого, задавались вопросом: как же никто этого не предвидел? В более широком смысле это означало, что любой из его несчастных пациентов мог сделать то же самое. Секретарь звонила, чтобы поторопить его, а он ее игнорировал.
Разговор с Евой занимал его еще несколько дней. Он беспокоился за нее: не мог решить, была это депрессия или логичная реакция на мир, в котором они жили. Плюс еще бремя чувства, что нельзя жаловаться, когда у многих дела обстоят намного хуже. Вечеринка окончена, говорили все. Они усвоили, что, если не быть внимательными и прятать голову в песок, кто-нибудь явится и заберет все, что им важно. А порой этот кто-то являлся, даже когда они были внимательны. Никто не уйдет живым. Он засмеялся, хотя это было не смешно.
Позвонил Дермот и попросил Конора зайти к матери по дороге с работы домой. День был долгим, и Конор ужасно устал, но отец настаивал. Произошел несчастный случай, и Молли обожглась. Он осмотрит ее?
По вечерам дом престарелых выглядел как большой комфортабельный семейный дом: двухэтажный блок из отдельных комнат, скромно тянувшихся до задней двери. Конор позвонил, и его впустила молодая медсестра-полька. Он поприветствовал ее на польском: «Dobry wieczór», и спросил, как ее зовут. Ему всегда нравились удивленные взгляды в ответ. Ее звали Лена. Когда он произнес имя Молли, она попросила подождать в холле.
Мимо него двинулся парад инвалидных колясок, ходунков и шаркающих тапочек. Сотрудники убирались после чая и укладывали жильцов спать: плохое время для посещения. Он им мешал. Он мял пачку драже «Джелли Тотс» в кармане. В первые смутные дни после прибытия Молли в дом престарелых Дермот давал ей сладости одну за другой, чтобы привлекать ее внимание и удерживать на месте. Конор остановился по дороге, чтобы что-нибудь купить, опасаясь, что не сможет ничем удержать мать рядом.
Джеральдин, управляющая, поприветствовала его. Старше пятидесяти, дружелюбная и расторопная, она была одета в пластиковый фартук. «С Молли все в порядке, беспокоиться не о чем», – сказала она ему. Конор ощетинился: он не любил, когда ему говорили, что чувствовать. Ранее днем, как она объяснила, Молли опрокинула чашку чая себе на колени и обожгла бедра. Они обработали место ожога и дали ей обезболивающее. Кажется, ей не больно. Все, что транслировала Джеральдин, было разумным. Он предполагал, что какой-нибудь несчастный случай неизбежен, и лечение было правильным. Молли в своей комнате. Джеральдин сопроводит его, если он захочет ее осмотреть. Он не мог поверить, что она посчитала нужным об
