Три пары - Лорен Маккензи
Дермот навещал Молли в доме престарелых каждый день, утром и вечером. Через месяц она перестала проситься домой. Можно сказать, Молли была счастлива: она забыла то, что было раньше, и стала жить настоящим.
Они собирались продать дом Молли и Дермота, чтобы высвободить деньги для оплаты дома престарелых и купить Дермоту небольшую квартирку. Как бы Конор ни хотел оплачивать уход за матерью самостоятельно, они не могли справиться с заоблачными ежемесячными расходами на дом и собственной ипотекой. Дермот утверждал, что все равно бы не позволил этого Конору. Он переживал о рынке жилья и о том, будет ли вообще продан его дом, переживал о том, в каком районе удастся купить квартиру, переживал, что окажется слишком далеко от старых друзей и соседей. И что им делать, когда деньги закончатся? Что они тогда будут делать?
Именно Беатрис предложила Дермоту переехать в их гостевую комнату в подвале. Это было правильное решение по многим причинам, не в последнюю очередь из-за неподдельного восторга Дермота, когда ему озвучили предложение. В глубине души Конор не был так уверен, каково это будет – жить с отцом, но Беатрис имела меньше сомнений насчет совместной жизни нескольких поколений. Она спала на одной кровати со своей бабулей, пока ей не исполнилось пять лет. В течение нескольких месяцев после ее смерти Беатрис говорила с ней, когда ложилась спать, не в силах поверить, что та ушла так далеко, что не могла ее услышать.
Было много веских причин, чтобы пригласить Дермота жить с ними, но Беатрис также убедила себя, что присутствие Дермота станет буфером для любых вторжений Фрэнка в будущем. Она недооценила свое собственное желание.
Фрэнк был иным, не таким, как Конор. Он знал, чего хотел, и не оставлял ее в покое. Беатрис также не смогла предвидеть, что после переезда Дермота дом в Крамлине останется пустым, пока его не продадут. Когда она встретилась там с Фрэнком, то сказала себе, что уже перешла черту, какая теперь разница.
Дома Беатрис стала еще внимательнее к Конору. Она тянулась к нему, когда он проходил мимо, или опиралась на его плечо, когда они смотрели телевизор. Они занимались любовью больше, чем когда-либо: казалось, она была постоянно возбуждена. Конору пришлось бы очень внимательно присмотреться, чтобы заметить что-то неладное. Нехарактерные опоздания и забытые договоренности объяснялись изменениями, последовавшими за переездом его отца, и усилиями, которые она прикладывала, чтобы продать дом. Фиа был в восторге от того, что дедушка рядом, и уговаривал Беатрис позволить Дермоту провожать его в школу и обратно. Конор замечал, как она счастлива.
Она не лгала, когда говорила Конору, что и правда счастлива. Фрэнк пугал и воодушевлял ее. Подготовка дома к продаже и роман на стороне увлекали и занимали ее. У Беатрис не было времени задаваться вопросом, что она делает: она думала только о том, когда сможет сделать это снова. У них с Фрэнком было только одно правило. Никакой любви.
Глава 21
Никто не уйдет живым
Воскресенье – мягкий день, как говорила ее мать. Ева лежала без сна с 4 утра, ожидая, пока проснется семья. Шэй храпел рядом на спине, издеваясь над ней, занимая слишком много места на кровати, широко раскинув руки и ноги. Она оказалась в ловушке момента, когда ей стоило бы еще поспать, хотя она знала, что не получится, и при этом недостаточно проснулась, чтобы встать и заняться чем-нибудь полезным в эти дополнительные часы бодрствования. Вместо этого она стала думать. Думать в 4 часа утра – опасное занятие.
Как только открылись магазины, она оставила Шэя с девочками обниматься в постели и отправилась в пекарню купить что-нибудь вкусненькое на завтрак. Платаны вдоль Саут Серкулар Роуд лишились листьев и выглядели четкими и черными на фоне белого неба: было холоднее, чем она ожидала. Купив венский хлеб и четыре круассана, она оказалась на углу улицы Конора и Беатрис. Ей пришлось остановиться и подумать о том, что сказать. «Просто шла мимо» – эта ложь легко вскроется: она оказалась не менее чем в трех кварталах от своего маршрута. Хотя они с Лиззи часто заглядывали друг к другу (объяснения «я просто шла мимо» вполне хватало), ни одна из них не заявлялась без причины к Беатрис.
Дверь открыл Дермот. Ева про него забыла. Она протянула руку. Все показалось неприятной формальностью и очень плохой идеей.
– Здравствуйте, я Ева Бреннан, подруга Беа. Вы, должно быть, отец Конора?
– Дермот. Рад познакомиться. – Его рука была большой и теплой, а хватка болезненно крепкой, когда он втянул ее внутрь.
Беатрис готовила кофе. Она была потная и розовая после пробежки. Увидев Еву, она вздрогнула.
– Ева? – Она быстро поправила волосы и одежду, чтобы привести себя в порядок. – Я что… мы должны были… Я про что-то забыла?
– Расслабься, – сказала Ева, – я просто была рядом и хотела с тобой кое-что обсудить. Школьные дела.
Беатрис была рада поделиться своим мнением по любому поводу, но настаивала, что сначала ей нужно принять душ. Прежде чем уйти, она приготовила Еве кофе: эспрессо без сахара. Ее белая кухня была безупречна: не считая тарелки апельсинов, на поверхностях царила пустота. Единственным украшением были разноцветные настенные часы в форме солнца. Ева подумала, что сошла бы с ума, если бы ей пришлось тут жить. Она взглянула на Дермота, который сидел на диване с газетами и чаем.
– Как ваша жена обживается в доме престарелых? – спросила она.
Это был правильный вопрос. Ева сидела за кухонным островком уже с четверть часа, прежде чем всплыло имя Конора. Он был на вызове. Его
