Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура
Разведенная в пластиковой миске масса стала постепенно менять темно-коричневый цвет на белый. Наблюдая за изменением оттенка краски для седины, Идзуми задумался, что и он теперь стареет. Вот уже через пять месяцев у него родится ребенок. Да-а, вот так жизнь пролетит, и не заметишь.
7
Указательный палец правой руки судорожно стукнул по дверному звонку несколько раз. Раздалось соответствующее количество режущих слух звуков. Послышались приближающиеся шаги, они застыли по ту сторону двери. Казалось, человек притаился. Видимо, он всматривался в глазок. По крыше барабанил дождь. Дверь все еще держали закрытой. Тогда рука сжалась в кулак и требовательно стукнула два-три раза. По ней тоже хлестали капли воды с неба.
– Идзуми! Ты же здесь?
Раздался треск поворота ключа. Темно-шоколадного цвета дверь осторожно приоткрылась.
– Здравствуйте… Вы что-то хотели? – спросил человек, чье лицо все еще пряталось за дверью.
– Мой сын, Идзуми, он не у вас?
– Идзуми-сан?..
– Да. Он все еще не вернулся домой. А тут еще такой дождь хлынул, так и продрогнуть можно. А я же переживаю, вдруг заблудился. Да вот он уже и в школу ходит – как он мог потеряться. Но сердце разрывается, не могу я сидеть сложа руки. Подумала, может, он к вам заскочил… С вашим сыном они же хорошо ладят, играют вместе частенько…
Мама Миуры-куна выглянула из-за двери. Она изумленно уставилась на гостью.
– Что ж вы молчите? – Голос уже готов был сорваться на крик, но Юрико изо всех сил его сдерживала. Между тем ей показалось, что по второму этажу кто-то прошелся. – Так он и правда у вас?
Мать Миуры-куна отвела глаза в сторону, и это только убедило Юрико в том, что женщина недоговаривает.
– Это же Идзуми? На втором этаже!
Юрико дернула ручку двери и ввалилась в дом.
– Постойте! Вы что себе позволяете! – возмутилась мать Миуры-куна, которая успела схватить Юрико за запястье. Лицо хозяйки дома было одним бежевым пятном: на нем не было глаз, рта, носа…
– Отпусти меня! – Юрико выдернула руку и, не разувшись, метнулась на лестницу. – Идзуми! Идзуми! Идзуми, сейчас мама тебя спасет!
«Ой, Никайдо-сан – тоже мне нянька – и эта тут как тут! Постоянно она ко мне домой вламывается! А мне от нее сберкнижку да кошелек прячь! Еще и живот от голода сводит. Дайте я хотя бы есть буду тогда, как захочется! Да и помыться – я уж, что, совсем, что ли? – и сама могу! Я же вам не дите малое какое-то!»
Юрико поднялась по лестнице и распахнула первую попавшуюся дверь. Там, за письменным столом, сидел один только Миура-кун и жевал какую-то булочку.
– Миура-кун, ты не знаешь, где сейчас Идзуми?
Мальчик выпучил наполненные ужасом глаза. «И этот тоже что-то скрывает!»
– Куда вы дели Идзуми? Отвечай!
От крика пришли в движение валявшиеся на столе хлебные крошки. Они, словно муравьи, разбежались в разные стороны.
– Уходите немедленно! – Мать мальчика нагнала Юрико и снова схватила ее за руку.
– Зачем вы его от меня прячете? Что мы вам сделали? За что вы так с нами?
Внезапно с улицы покатился ужасающий вой: будто неистовствовало страшное чудовище. Дом заскрежетал и начал сильно качаться из стороны в сторону. За окном пронеслась громадная тень. Я без раздумий бросилась к окну – посмотреть, что творится снаружи. Электропровода ходили волнами между столбами, бились хлыстом. Хоть бы Асаба-сан не пострадал! Быстрее, быстрее! Прочь из этой комнаты, из этого дома. За дверью сразу обдал ливень. Дома цепочкой скользили вниз по склону. Я пыталась спуститься по улице, но, сколько ни шла, оставалась на прежнем месте. Мама… Похоже, она пока не решилась на новое замужество. Надеюсь, она хорошо кормит Идзуми. Без папы ей, наверное, нелегко сейчас приходится. Окна проплывающих мимо зданий были заставлены разнообразными куклами. Они приветствовали меня: «О, Юрико-сан, с возвращением! Мы рады видеть вас вновь!» А сновавшие туда-сюда тени нашептывали: «Да уж, Идзуми по вам уже, наверное, истосковался! И ведь носит земля таких никудышных матерей!» Вы ничего не понимаете! Я… да Идзуми… Идзуми уж точно!
Я шаталась по пустой проезжей части. Сколько я ни брела, на всем пути мне не повстречалась ни одна машина, не подвернулся ни один человек. Привычного пения птиц – и того не было.
Асаба-сан, где же ты? Я оторвала взгляд от стелющейся теперь без уклона дороги и обнаружила, что она упирается в море. На воде колыхался белый корабль. Когда я добралась до него, дождь мгновенно прекратился. Ах, нет, он не прекратился: похоже, кто-то раскрыл надо мной зонтик. Да это же Асаба-сан!
– Прости, Юрико. Заждалась? – нежно улыбнулся он мне.
В одной руке он и правда держал черный зонтик.
– Нет-нет, все в порядке. Ты же знаешь: я могу бесконечно смотреть на этот корабль.
Асаба-сан кивнул с пониманием и прижал меня к себе.
– Я тебе сейчас кое-что скажу. Только Идзуми не должен этого знать. Так вот, я никогда прежде еще не чувствовала себя такой счастливой.
На глаза навернулись слезы. Разве можно быть еще счастливее?
Снова прокатился дикий чудовищный вопль. На нас неслась огромная волна. Она обдала корабль, отчего тот завалился на бок.
Идзуми! Где же ты? Ты уже сам вернулся? Ты же не мог пропасть с концами?
Пепельно-серое небо озарилось половинчатой вспышкой фейерверка. Вот поднялась еще одна, и еще, и еще… Нижнего полукруга искр было не видать, их словно ровно подтерли ластиком. Нужно скорее найти Идзуми.
– Асаба-сан, прости. Я должна пойти к сыну.
– Постой, Юрико!
Я не дала себя остановить молящему голосу, который так и тянул назад. Я запрыгнула на корабль и начала шагать со ступеньки на ступеньку по лестнице, ведущей вниз, к каютам. Идзуми наверняка проголодался. Нужно будет приготовить ему сладкий тамагояки. И его любимый хаяси райсу. Как же хочется есть… Куда бы в этот раз спрятать сберкнижку? Мику-тян, дорогая, бери фа и ре как следует. Сколько раз можно повторять! Не нужно сопровождать меня в ванную! Помыться я и сама могу! Вот только понять бы, где это я… Я уперлась в какую-то дверь, что ж, открою ее. Маленькие стульчики, задвинутые за миниатюрные столики. Большая-пребольшая школьная доска. Идзуми дисциплинированно тянет вверх прямую – вплоть до кончиков пальцев безукоризненно ровную – руку. Урок чтения? Мелос не мог мириться
