Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура
Как-то вечером на позапрошлой неделе маму застали стучащей в дверь чужого дома – на расстоянии минут пятнадцати ходьбы от ее собственного. К счастью, хозяин не стал раздувать трагедию из настырной «попытки проникновения на частную территорию», и дело удалось спустить на тормозах. Примчавшегося тогда Идзуми мама журила: «Куда ж ты запропастился? Ты представляешь, сколько я тебя искала!» Сын огрызнулся в ответ: «Мама, ну сколько можно!»
Он взял мать за руку, и так они пошли по черным ночным улочкам городка. «Идзуми, нам сюда!» – Юрико шла впереди и тянула за собой сына. Идзуми наблюдал за суетливо движущейся маминой фигурой, и она напоминала ему актеров в немом кино с увеличенной скоростью воспроизведения.
Юрико проворно шла вперед, но на развилке озадаченно остановилась. Для того, вероятно, чтобы скрыть свое смущение, она начала закидывать сына вопросами:
– Как у тебя там дела? Как на работе? Вы уже определились с именем малыша? – Чересчур громкий от неловкости голос Юрико разносился по уснувшему городу.
– Говори потише! – укорил Идзуми и поймал себя на мысли, что ему стыдно за маму.
«Люди с деменцией не по собственной воле шатаются в одиночестве. У них в голове возникает навязчивая мысль, которая убеждает, что нужно куда-то идти, что-то или кого-то искать. Есть такие, кто пытается добраться до некогда значимого места. Кто-то просто пытается сбежать из дома. Поэтому относитесь, пожалуйста, к этому с пониманием», – предупреждал врач Идзуми, но тому все еще не удавалось контролировать свои эмоции до конца, и он то и дело повышал тон. В кафе, на станции, у пансионата – в любых общественных местах, когда Юрико начинала вести себя шумливо, Идзуми каждый раз ее одергивал: «Мама, веди себя прилично. Ты же не ребенок, в конце концов!» А про себя сокрушался: «Мама не должна была такой стать!»
* * *
– Мама! – сколько бы Идзуми это ни выкрикивал, никто не отзывался.
В доме стоял густой мрак. По прихожей была разбросана обувь – теперь при описании такого положения вещей можно было говорить «как обычно». Идзуми оставил потрепанный ветром зонт на тумбе и прошел в гостиную. Даже свет не смог рассеять ощущение бездыханности дома. И только насыщенные краски гортензий, что Идзуми с Юрико купили на прошлой неделе, оживляли пространство комнаты.
Призрачная надежда на то, что мама каким-то образом уже вернулась домой, растаяла, Идзуми рухнул на диван. Об пол стучали капли воды, срывающиеся с насквозь промокших его волос. Бушующий снаружи ветер шатал деревянную конструкцию дома. Куда Юрико понесла нелегкая в такую-то погоду?
Идзуми пытался найти в памяти хоть какую-нибудь подсказку, которая помогла бы отыскать маму, и в голове прозвучали как-то брошенные ей слова…
Каждый раз Идзуми замечал, что за время его отсутствия участки маминого сознания крошились с неимоверной скоростью. «У каждого пациента болезнь протекает по-разному. Иногда кажется, что состояние критически ухудшилось, но следом спонтанно возникает своего рода ремиссия. Однозначно судить о положении невозможно», – безучастно объяснил врач, когда Идзуми пришел узнать, как далеко зашла болезнь Юрико. «Да и мама же у вас молодая еще, а Альцгеймер с ранним началом быстро прогрессирует».
Начиная с прошлого месяца Идзуми заезжал к маме по пути с работы и старался по возможности оставаться с ней на ночь. В это позднее время суток она нет-нет да и выбиралась бродяжничать. Сын ее приводил домой, переодевал обратно в пижаму, а она сопротивлялась.
– Я живу не здесь! Хочу скорее вернуться домой! – заявляла Юрико и сквозь слезы снова пыталась натянуть платье.
В итоге Идзуми, конечно, удавалось ее успокоить, она отправлялась в спальню, но посреди ночи вдруг просыпалась и теперь затевала какую-нибудь уборку.
В очередной раз, когда Идзуми проснулся ночью от шума и отправился на поиски его источника, он дошел до туалета. Он нашел маму сидящей на корточках в стороне от унитаза. Идзуми почувствовал, как что-то прохладное коснулось пальцев ног. Он опустил глаза и увидел, как по полу растекалась желтого цвета полупрозрачная жидкость, по виду – топпинг со вкусом ванили. Он не сразу осознал, что это была моча.
Идзуми снял с Юрико обмоченную пижаму, убедил маму встать в ванную, где обдал ее водой из душа. Ему не хотелось наблюдать наготу матери. В какой-то момент он не выдержал, глядя на неподвижно стоявшую Юрико, и с его языка сорвалось: «Ну намылиться ты хотя бы можешь сама?» Мама медленно потянулась за мылом, взяла в руки брусок и снова озадаченно застыла. Видимо, у нее из головы вылетело, что же с этим делать дальше. По ссутулившимся плечам стучали струи воды. «Прости, мам». Идзуми опустил голову, взял из рук Юрико мыло и стал намыливать ее тело.
После ванной он вытер мать полотенцем и протянул ей специальные подгузники для взрослых и новую пижаму. Однако она все не могла понять, что именно делать с этими вещами, и несколько раз то надевала, то снова их снимала. От неловкости или, может, от недосыпания она то и дело спрашивала: «Идзуми, ты хорошо поел? Ты не голоден?»
С той ночи состояние мамы немного улучшилось, последние несколько дней Идзуми даже не получал звонков от Никайдо и потому решил наконец-то провести вечер дома с Каори.
* * *
«Сейчас не то время, чтобы сидеть сложа руки», – решил Идзуми, надел на голову полиэтиленовый дождевик, который нашел в доме, и ринулся на улицу. Ветер стал еще сильнее. В садах соседних домов неистово колыхались цветы. Казалось, их вот-вот оторвет от земли. Под ногами ручьями струились потоки мутной дождевой воды, кроссовки и носки в одно мгновение промокли насквозь.
Идзуми вспомнилась предновогодняя ночь, когда он нашел маму сидящей в одиночестве на качелях. Теперь было очевидно, что уже тогда давали о себе знать симптомы болезни. Идзуми корил себя за то, что не додумался сразу сходить с мамой в больницу. Терзаемый сожалениями об упущенном времени, он добрался до детской площадки, но обнаружил там только пустые качели, раскачиваемые ветром. Ему пришла в голову новая мысль, он решительно развернулся и побежал к дому Миеси.
Открывшая дверь Мику, завидев вымокшего Идзуми, тут же позвала маму. Миеси сообщила, что Юрико спускалась по склону улицы еще днем, чуть позже обеда. Она также добавила, что Юрико сказала ей, будто идет встречать сына. Идзуми поблагодарил подругу, попросил прощения за то, что побеспокоил, и бросился дальше. Из-за
