Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура
Вчера Идзуми связывался с менеджером из соцзащиты, номер которого ему дали в больнице. Приятный голос женщины-специалиста, вероятно, средних лет, в деталях ознакомил с доступными видами поддержки больных деменцией.
– А как там все устроено?
– Сиделка, как я понял, приходит домой, готовит, помогает принять ванну и все такое. А в пансионатах амбулаторного посещения помимо того, что кормят, помогают с гигиеной, еще проводят разные процедуры и мероприятия для поддержания состояния. Утром увозят в пансионат, вечером – домой.
– Такие услуги, наверное, в копеечку влетят?
После вопроса Каори в вагон хлынул свет: поезд выехал на надземные пути. За окном внизу расстилалось спортивное поле университета. Студенты в обтягивающей белой форме бегали, размахивая палками с сеткой наверху.
– Нет, знаешь, там вполне себе недорого. Тем более по страховке.
Идзуми уже знал, что студенты играют в так называемый лакросс, – название ранее подсказала Каори. Говорят, это достаточно суровый вид спорта, но под лучами ласкового весеннего солнца резвящиеся молодые люди выглядели так беспечно…
– А когда одной ей станет совсем никак, что будем делать? Не дай бог она снова, как в этот раз, забудется где-нибудь в магазине или на улице…
– Сейчас ничего не поделаешь: все пансионаты стационарного пребывания забиты, люди в очередях по несколько лет ждут – так просто туда не попасть.
Каори нежно провела рукой по округлившемуся животу, словно сообщая ребенку: «Не переживай, у нас все будет хорошо». Вчера она поделилась тем, что малыш в последнее время стал часто пинаться. Тогда Идзуми прикоснулся к животу жены, и по его ладони пробежала волна удара – он явно не рассчитывал, что толчок будет такой силы.
– Известие о наличии у близкого человека деменции – это не конец. Наоборот: это только начало, – убеждала женщина из соцзащиты по ту сторону провода. – Я должна вас предупредить: даже лучший пансионат и постоянная опека близких не дают гарантии, что развитие болезни замедлится. Но при этом вам во что бы то ни стало нельзя опускать руки!
После этого воззвания женщина в телефоне стала описывать принципы работы специальной медицинской страховки и дотошно объяснять разницу между видами специализированных организаций по уходу за больными деменцией. Информацию она излагала вполне доходчиво, но Идзуми большую часть все равно не удалось запомнить.
* * *
После фотосъемки музыкантов для обложки альбома Идзуми не стал возвращаться в компанию, а отправился в парикмахерскую, куда обычно ходил. Со всеми этими поездками по больницам да улаживанием рабочих вопросов он так закрутился, что не стригся уже два месяца.
– Вот это шевелюру вы отпустили! – приговаривал, расчесывая волосы сидящего в кресле Идзуми, его всегдашний парикмахер.
Он был в леопардовой блузке, которая, казалось, прилипала к худощавому телу. Ноги обтягивали ярко-красные штаны, а завершали образ ботинки на высокой платформе. Встретишь такого на улице – и не подумаешь, что этот матерый панк-рокер простой парикмахер.
– Да, утром их уложить – целая трагедия.
– Если регулярно не приводить в порядок то, что находится на голове, недолго и совсем себя запустить. – По губам парикмахера пробежал хохоток, и под нижней губой заколыхалась подвеска лабрета. За отталкивающей на первый взгляд внешностью скрывался человек, который умел расположить к себе, и Идзуми это цепляло.
– Седых волос у вас что-то прибавилось.
Он отделил прядь, зажал ее между средним и указательным пальцем, натянул и щелкнул ножницами.
– Да, не мудрено… Слишком критично? – Идзуми – нет чтобы говорить с парикмахером через зеркало – то и дело невольно поворачивался к нему в моменты диалога.
– На затылке вот прямо-таки заметно.
Парикмахер деликатным движением развернул голову Идзуми обратно к зеркалу и продолжил уверено размахивать ножницами: кончики волос так и сыпались на пол. Никто в этом салоне не мог сравниться с ним в мастерстве. До Идзуми даже доходила информация – ею как-то во время мытья головы поделился новичок-подмастерье, – что по планам панк-парикмахер в следующем году станет управляющим салоном.
– Если седина вас смущает, можем закрасить. Хотя, по-моему, вам и так хорошо: есть в ней что-то элегантное.
Пока Идзуми обдумывал предложение парикмахера, до его обоняния донесся едкий запах краски для седых волос. Обнаружилось, что в кресле у соседнего зеркала сидела женщина средних лет, на длинные локоны которой была нанесено вещество белого цвета. До этих слов Идзуми и не замечал, какие манипуляции проделывали сейчас с другими клиентами.
Юрико тоже закрашивала седину. Начала она это делать примерно в то время, когда Идзуми поступил в университет. Маме, по всей видимости, было неловко, что возникла такая необходимость: чтобы сын не заметил, первую купленную тогда краску она поставила на нижнюю полку шкафчика под раковиной, причем заставила упаковку хранившимися про запас кондиционерами для белья и шампунями. Но Идзуми все-таки наткнулся на спрятанный предмет. В тот момент он впервые почувствовал, что мама стареет.
На прошлой неделе Идзуми обнаружил еще один мамин тайник: между страницами книги о деменции был заложен белый конверт. На нем было указано название больницы в соседнем городке. Идзуми, стараясь не издать ни единого звука, выдвинул стул и присел за обеденный стол. На подоконнике стояли три вазы. Все они были пустые. Сверху раздавался тикающий звук секундной стрелки настенных часов. Идзуми оторопел: прошло уже три часа с того момента, как мама ушла спать. Тем не менее он снова опустил взгляд на конверт и после долгих раздумий все-таки извлек из него несколько сложенных в три раза бумажек.
В лобной и теменной долях головного мозга обнаружены участки, где нарушается процесс распределения крови по областям. Наблюдается снижение кровотока, особенно в височной и затылочной долях.
На бумагах были снимки мозга в разных срезах. Документы из конверта оказались не чем иным, как результатами медицинской экспертизы. Вынесен предварительный диагноз: деменция, болезнь Альцгеймера. Подтверждение диагноза станет возможным при анализе последующего течения болезни. С проставленной на медицинском бланке даты прошло почти полгода.
Если вспомнить, как раз в то время мама часто названивала Идзуми. Бывало, она поинтересуется, как у него дела, а Идзуми просто буркнет что-нибудь невнятное. Он мог и вовсе кинуть трубку со словами: «Прости, сейчас не могу говорить». И ведь он даже к ней все это время не ездил, хотя здесь каких-то полтора часа на электричке.
Наблюдая за отражением фигуры замешивающего темно-коричневую краску парикмахера, Идзуми копался в памяти. Он все больше убеждался в том, что симптомы стали проявляться еще полгода назад. Теперь-то Идзуми понимал, что тогда по телефону мама безмолвно молила о помощи. Но он этого не услышал. Если бы только он
