Пирамида предков - Ильза Тильш
Фридерика и ее маленький сын зимой катаются на коньках, закрепив их на ботинках кожаным ремнем или металлическими скобками, позже в моду вошли американские коньки, жестко крепящиеся на ботинке, но они были дороже. Дамы в подбитых мехом пальто и в маленьких шляпках с вуалями, скользили с кавалерами по ледяной глади.
Маленький сынишка Адальберта катит на санках с Хаммерберга вниз, в долину. Лесничий привез своим детям из Лихтенштейна санки, и другие родители смастерили своим детям такие же — так в Мэриш-Трюбау появилось катание на санях.
Когда снег хорошо скользил, катающиеся, взрослые и дети, долетали почти до сараев, которые обрамляли Гевитчерштрассе.
Мужчины, коротающие поздние вечера в кафе за картами; пльзенское пиво теплыми летними вечерами на открытой террасе перед гостиницей, что находится напротив отеля «Кнорр», концерты городской капеллы, вечернее гуляние на городской площади, освещенной волшебным светом дуговых фонарей; в танцевальном зале играл фонограф. События, которые волновали весь город: факельное шествие по поводу столетнего юбилея городской гимназии, водружение кованого железного креста на отремонтированный купол церковной башни.
Мне разрешили наблюдать за отважным поступком подмастерья кровельщика из окна отцовского кабинета, которое выходило в тюремный двор, и передо мной до сих пор стоит эта картина, как он преодолевает метр за метром, карабкаясь по веревке на головокружительную высоту.
Ребенок, который вырастет и станет моим отцом, накануне Рождества перед восходом солнца идет с матерью на утреннюю мессу. Было еще темно, когда они вышли из дому. Снег скрипел под каблуками, со всех сторон к церкви шли прихожане. В нефе церкви царил полумрак, и лишь свечи алтаря мерцали желтым прозрачным светом. Мать с сыном садятся на одну из скамеек, Фридерика зажигает свою свечку от свечки соседки. Справа от алтаря построен город Вифлеем, он как настоящий, его дома освещены керосиновыми лампами. На переднем плане ясли, Иосиф, Мария, Святой Младенец на соломенном ложе, перед ними три короля со свитой, коленопреклоненная толпа пастухов. Надо всем этим светит путеводная звезда.
Фридерика открывает молитвенник, причетник дергает за колокольную веревку, священник восходит на алтарь. Небеса, растайте перед праведником, облака, спуститесь на него дождем! Церковь наполняется прихожанами, восковые свечи мерцают вокруг статуй мучеников и в боковых алтарях, украшенных в стиле барокко. Когда мы возвращались домой, обычно уже светало.
Из каких окоп, из какой квартиры была видна футбольная площадка? На Ледергассе этого быть не могло. Может быть, это было на Ольмюцерштрассе или на Пиаристенгассе?
Он часто и подолгу стоял у окна и смотрел на мальчишек, которые играли на футбольной площадке. (Бабушка Фридерика — Анне.) Может быть, он и сам с удовольствием поиграл бы в футбол, но его никогда не приглашали, а он, видимо, не мог отважиться подойти к ним и спросить, не могли бы они взять его в свою игру.
Во двор на Ольмюцерштрассе выходили окна фабрики. С семи утра и до шести вечера, с коротеньким перерывом на обед, стучали ткацкие станки. Рабочие большей частью приходили из дальних деревень и только поздно ночью возвращались домой. (Говорят, нередко случалось так, что в зимнее время какой-нибудь работник замерзал в пути.) За свой труд они получали лишь несколько крейцеров. Понятия «социальная поддержка безработных» тогда еще не существовало. Больничные кассы еще только стали появляться. Плохое питание и пыльные, непроветриваемые помещения фабрики вели к беде — многие молодые люди умирали от туберкулеза.
Нищета и несчастья не только в деревнях, но и в городе. Женщины и дети уходили перед восходом в леса и собирали там ягоды и грибы, а потом предлагали их за бесценок в домах и на рынках.
Время было не таким благополучным, каким оно осталось в воспоминаниях людей.
Детский труд, безработица, низкая оплата труда. В публикации о развитии рабочего движения в Богемии и Моравии отмечается, что большая часть фабричных рабочих недоедала и работала до изнеможения. Шестилетние дети работали ежедневно по многу часов.
Бедность и болезни постепенно стали судьбой большинства людей. Фабричные и надомные работники жили в глубочайшей материальной и духовной нищете. Вместе с увеличивающейся индустриализацией увеличивалось обнищание масс.
Жизнь людей тяжела и безысходна, ах, если бы вообще не было этих машин.
В 1839 году, когда работники в Изергебирге в отчаянии переломали все оборудование фабрики, красильщику Йозефу было восемнадцать лет. Пятью годами позже взбунтовались ткачи из Петерсвальдау и Лангенбильо, работники ситцевых фабрик Катариненберга тоже крушили свои станки. В поисках козла отпущения и причины нищеты люди вымещали злость на машинах.
Листая газеты, которые выходили в те годы, я пытаюсь понять, как развивались события. Молодой ткач восемнадцати лет, измученный непосильной работой, сообщает на судебном заседании, что он должен был ежедневно работать с пяти утра до девяти вечера, плюс три раза в неделю — до полночи, чтобы выполнить норму. Даже при всем его усердии он часто не справлялся, и приходилось платить высокие денежные штрафы. На остаток денег, которые ему все-таки выплачивали, он не мог прожить.
Еще одному ткачу с той же фабрики однажды, после четырнадцати дней старательной работы, назначили вместо положенной зарплаты штраф в двадцать марок, и только когда он заплатил, его отпустили. Один владелец фабрики призвал на помощь против бунтующих рабочих войска, солдаты стреляли в спину убегающим бунтовщикам. Суд вынес восставшим рабочим обвинительный приговор.
Американские и английские фабриканты давно уже осознали, что наемный рабочий становится более старательным и трудоспособным при нормированном рабочем дне, в отличие от рабочего, который должен из года в год работать по 12 или 14 часов ежедневно. Нам еще предстоит многое преодолеть, прежде чем мы достигнем сокращения рабочего дня. («Текстильщик», Райхенберг, 1 июля 1893 г.)
Восемь часов трудиться требуем мы нам дать, восемь часов учиться и восемь — отдыхать. (1 мая 1893 г.)
На фабрике фирмы «М» в субботу, 23 числа сего месяца, у ткачей удержали 10 процентов из зарплаты, вследствие чего все ткачи прекратили работу. После этой мужественной общественной акции 10 процентов стали удерживать постоянно. (Габлонц, 27 января 1894 г.)
Читать, учиться понимать дальнейшее развитие событий.
Йозеф, крестьянский сын из Адлергебирге, самостоятельный хозяин красильни, набивщик узоров, продавал свои товары на рынках. Он делал огромные концы на телеге, запряженной лошадьми и нагруженной рулонами полотна и других тканей, но вряд ли привозил домой из этих поездок уйму денег, а однажды потерял двух лошадей из-за несчастного случая и тяжким
