Пирамида предков - Ильза Тильш
У нас всегда есть возможность поехать туда, где мы были детьми, чтобы установить, насколько воспоминания сходятся с действительностью. Там находишь места, где играл в детские игры, здесь кухарка? — да, да, да, находишь дорожку, по которой проезжал в детстве на велосипеде; может быть, еще уцелело здание старой школы, церковь, ратуша в центре города, может, деревенская площадь не изменилась, ручей с форелями так и течет по своему прежнему руслу, может быть, еще жив маленький деревянный мостик через ручей, и маленький ручеек, и мельничный ручей, стена со старым гербом, который ты так часто рассматривал, ощупывал, старался разобрать надпись на нем; может быть, ты вспомнишь кое-что из того, что не видел уже в течение многих лет. Ты заново откроешь свои детские годы, но заметишь и разницу. Дом, в котором ты жил с родителями, стал меньше, улицы хоть и не изменились, но стали уже, переулки теснее — ничего, в сущности, странного, но об этом постоянно говорят, всегда удивляясь. Произошел процесс сжатия; мы говорим: это потому, что мы стали старше, потому, что мы постоянно шли к этому, потому, что наши глаза привыкли к другим объемам. Воспоминания лгут, в них все то, что окружало нас в детстве, что называется детством, оказывается намного больше и просторней. Этим объяснением люди стараются утешить себя, откупиться, пытаются привести к общему знаменателю то, что в действительности сложно и многослойно, пытаются вплести в истину свои иллюзии и свести все к простым, сухим фактам. Люди видят города и деревни, помнят или не помнят, смотрят другими глазами, открывают для себя такие вещи, красоту которых смогли понять только теперь; людей волнуют образы, которые запали в их души много лет назад и теперь всплывают вновь; люди борются с внезапно появившимся чувством отчужденности и знают, что с этой отчужденностью приходится мириться.
В основном это еще не совсем состарившиеся люди — те, кто предпринимает такие поездки, они стараются обозначить свое место в прошлом, привести действительность в однозначное соответствие с воспоминаниями. А глубокие старики не хотят споров, не хотят свиданий, которые причинили бы им одну лишь боль, они хотят сохранить образы минувшего, они отгораживаются от действительности и боли.
Отец не ответил мне, поедем ли мы как-нибудь в Мэриш-Трюбау. Он отталкивает от себя мысль о возможности такой поездки, и он не хочет, чтобы другие думали об этом и говорили ему. В то время как он буквально принудил меня поехать в Фуртхоф, в котором его мать провела свое детство и юность, он не хочет снова увидеть город, в котором сам был ребенком. Он боится боли, которую ему причинило бы такое свидание, он хранит в своей памяти этот город таким, каким он был (или таким, каким он ему казался). Он создал для себя картину города, его домов, переулков, улиц, его церквей и площадей, людей, которые там жили, образ окрестностей города, ландшафта, образ всего, что составляет единое целое, и он не хочет менять свою картину и не разрешает другим этого делать. Он вычеркнул из памяти все, что было в этой картине безобразного и ужасного, отдалил от себя, стер из памяти, и поэтому у него получилась мягкая, усредненная картина, отфильтрованная, милая и не пугающая его больше, единственное, о чем он вспоминает с охотой, что не пробуждает боль, а наоборот, успокаивает ее, — образ, который прикрывает едва зарубцевавшиеся раны и защищает от новых потрясений. Все, что касается города и той атмосферы, в которой он вырос, он рассматривает как прошлое, настоящего он не хочет.
Я вижу ребенка, который станет моим отцом: он идет по улицам Мэриш-Трюбау, по Ледергассе, по Ольмюцерштрассе, по Пиаристенгассе. Я вижу тощего, невысокого мальчугана, он много читает, выдумывает разные истории, в которых он главный герой, иногда он принц, иногда — маленький нищий, готовый отдать другим свою последнюю рубашку, иногда герой, побеждающий дракона; я вижу маленького, неуклюжего мальчика, который грезит наяву; мне легко представить его: малышка Анни была очень похожа на него.
Ребенок со школьным ранцем из коричневой кожи за спиной, бредущий по Ледергассе — здесь действительно пахнет кожей, дверь сапожника открыта настежь; белокурая Фрида стоит у окна и смотрит ребенку вслед, сама она в детстве много болела и поэтому часто пропускала уроки.
Мясник с ружьем подстерегает крыс во влажном мрачном дворе. Тень церковной башни падает на старое здание школы, в саду при бойне слышен предсмертный визг свиней и коровий рев, подмастерья мясника промывают в ручье окровавленные шкуры и потроха убитых животных, в саду при бойне я пережил много веселых часов.
Ручьи, реки, маленькие каналы, вода, падающая на мельничное колесо, колесо, проворачивающееся в своем медленном вращении, вода, которую зачерпывают из ручья девушки и женщины, льют воду на растянутое на солнце полотно, вода, в которой ловят форелей ивовыми пешнями, а раков — круглыми ловушками с приманкой из сырой печенки, вода играет важную роль в воспоминаниях отца.
Все новые и новые названия ручьев и рек, которые отец знал ребенком: Марх — это дикие, бурлящие воды с множеством водоворотов и бездонных ям.
Иногда я заходил на деревянный мост и наблюдал за игрой пенящихся потоков.
Шагая по берегу реки Траун, по дороге от Аусзее к Грундльзее, отец говорит: Траун бурлит, как бурлила наша Тесс.
Развлечения взрослых в Мэриш-Трюбау: на постоялом дворе «У Черного Орла», в затемненной комнате, стоял обтянутый красным бархатом аппарат, похожий на рождественскую настольную карусель, вокруг него — табуретки, обтянутые красным бархатом; сидя на одной из табуреток, можно было через небольшой стереоскопический глазок рассматривать самые живописные ландшафты всей земли. Это были цветные картинки на стекле, сзади они подсвечивались керосиновой лампой, которая горела в центре аппарата. Перед каждой сменой картинки звенел колокольчик.
Маленький сынишка Адальберта, сидящий с Фридерикой перед панорамой. Самые живописные ландшафты планеты пробегают мимо него. Ни радио, ни телевидения, ни кино тогда не существовало. У одного их друга был волшебный фонарь, перед которым темными зимними вечерами сидели не только дети, но и родители.
(Малышка Анни получила в подарок от отца такой же волшебный фонарь. На цветных стеклянных картинках, которые просвечивались электрической лампочкой, был изображен Робинзон Крузо на необитаемом острове. Схватка Робинзона с дикими зверями, Робинзон в пещере, Робинзон и Пятница, Робинзон, прощающийся с Пятницей, кроваво-красный шар солнца поднимается над морем из-за далекого-далекого горизонта. Бумажная полоска, испещренная маленькими дырочками,
