Пирамида предков - Ильза Тильш
Маленький сынишка Адальберта в гуще этих запахов, в толпе других маленьких мальчиков, судорожно сжимающих грифель, карандаш или перо. Множество маленьких мальчиков, склонившихся над тетрадью или над грифельной доской.
Отец рисует квадратик на Ольмюцерштрассе. Здесь была вторая квартира моих родителей. От Ольмюцерштрассе ответвляется Пиаристенгассе. Здесь была наша последняя квартира!
Тонкие, дрожащие линии на белой бумаге. Улицы, переулки, река (скорее, речушка) Трибе, которая змеится через восточную часть города и течет мимо бойни. Ветеринару Адальберту был предоставлен сад при бойне, он построил там детский домик и качели, дети играли в саду при бойне, через который протекал ручей, а ручей впадал в Трибе. В воду ручья подмастерья опускали потроха и шкуры забитых животных, с бойни доносился предсмертный рев коров и визг свиней, в саду при бойне я провел много веселых часов. Закончив ежедневное освидетельствование туш, в хорошую погоду Адальберт выводил семью на прогулку. Иногда они поднимались к замку по лесистой стороне холма, обращенной к деревне Ранигсдорф, узкая тропинка вела на вершину горы, оттуда было видно как на ладони все окрестности, над горизонтом возвышалась цепь холмов под названием Шенхенгст.
(Фотография во весь разворот книги в одном из иллюстрированных изданий демонстрирует вид со склона Шенхенгста на Постендорф и Мэриш-Трюбау, широкая плоская равнина, поделенная на бесчисленные лоскутки, узкие и широкие полосы пашен всех светлых и темных оттенков; посреди равнины возвышаются два холмистых, покрытых лесами гребня, крохотные, рассыпанные по долине домишки деревни, а за ней — город, лежащий на заднем плане. По описанию отца, по этой большой фотографии, по многим другим фотографиям в книгах, по открыткам я составляла себе образ окрестностей Мэриш-Трюбау. Земля пашен, скальные обрывы, песок в ручьях — все было красного цвета.)
Я, Анна Ф., представляю себе, как Адальберт, Фридерика и их сын Генрих, которому примерно пять лет, покидают здание вокзала маленького городка Цвиттау в Северной Моравии, как они садятся в поджидающее их ландо. Они могли бы поехать по Североморавской железной дороге, но поезда, говорит отец, ходили редко, два раза в день, как и на Мариацелльской ветке, — раз туда, другой обратно.
Я представляю себе, как они едут эти восемнадцать километров в ландо, среди полей с красной землей, среди лугов и пятен леса, как их ландо въезжает в город, как их принимает маленький моравский городок Мэриш-Трюбау, с княжеским замком и пивоварней, с опрятными домами горожан, с башнями ратуши, с приходской и монастырской церквами. Я вижу, как они проезжают по большой квадратной площади, мимо колонны Девы Марии, потом сворачивают на Ледергассе,[3] я слышу, как колеса ландо стучат по камням мостовой, я вижу: ландо останавливается перед домом мясника, в котором Адальберт снял свою первую квартиру (но мясник этот — не отец Мицци, писавшей учителю Генриха письма на розовой бумаге), я вижу печальное, разочарованное лицо Фридерики, ведь ее девичьей мечтой был большой город Вена, она ненавидела Восковиц, а в Брюнне, наоборот, чувствовала себя вполне нормально, потому что там был театр, концерты, общество, она унаследовала от своей матери Амалии любовь к музыке, к мимолетным развлечениям, и теперь она должна жить в маленьком городке Трюбау и чувствовать себя обманутой в своих мечтах. Я вижу, как она выходит из ландо, оглядывает узкую Ледергассе, где действительно пахнет кожей: в доме напротив дверь сапожника открыта настежь; я вижу, как Фридерика помогает маленькому сыну выйти из экипажа, как, спотыкаясь, входит в дом через темный, пахнущий сыростью коридор. Фридерика не будет чувствовать себя хорошо в этом доме, в этой тесной квартире, в которой поместилась только часть ее мебели, она не назовет это жилище своим домом. Лишь годами позже Адальберту удастся подыскать квартиру получше и попросторнее. Но, несмотря на это, Фридерика так и не научится любить Мэриш-Трюбау.
Надо бы съездить в Мэриш-Трюбау, сказала я отцу. Но он не ответил мне.
Мясник, которому принадлежал дом, вечерами выходил по темному, мощенному булыжником двору на крысиную охоту. Он часто сидел под единственным деревом в округе, — то была груша, которая по осени приносила мелкие, горькие на вкус плоды, — мясник сидел на скамейке неподвижно, с винтовкой в руке. В канавах все кишело крысами.
У мясника был сын, который великолепно рисовал. На весь город сын мясника славился своим талантом.
У сапожника в доме напротив была бледная, белокурая дочка, которую звали Фрида.
Адальберт-ветеринар носил по праздникам черное страусиное перо на черной треуголке и вдобавок черную парадную форму. Рукоять его шпаги была украшена золотом. В таком виде шел он на празднике Тела Христова позади окружного капитана, позади бургомистра, высших чиновников, позади балдахина, под которым пастор нес хостию. Следом за ним в процессии шли ветераны, а за ними пожарные.
Адальберт был чиновником седьмого разряда, он носил парадную форму и по другим большим праздникам, например в день рождения императора. Когда его приглашали к помещикам, чтобы посмотреть скаковых лошадей, рысаков, подружейных и загонных собак, он надевал морскую шинель с золотыми пуговицами, а на голову фуражку, которая выглядела как фуражка офицера, полуприподнятая, твердая и овальная. Иногда помещики приглашали его к себе на обед. Вернувшись домой, он рассказывал своей жене и детям о слугах в белых перчатках, прислуживавших за столом.
Адальберт был верным подданным своего императора, который правил в Вене; то, что делал император, было правильно, Фридерика следила по журналам и газетам за судьбами членов императорской семьи и всех их родственников. Портрет императора висел в классной комнате народной школы маленького сынишки Адальберта, такой же портрет висел в гостиной мясника Пешека, за которого вышла замуж Анна, сестра Адальберта. Он висел и в лавке Цецилии, где она говорила со своими клиентами на двух языках. Со si prejete, пани Хартманова, что бы вы хотели, фрау Свобода, два метра бельевой резинки, новое кнутовище, пан Коблишке, просим, битте зер, дзенькуем, данке шён, jeden, dva, tri, четыре метра набивного льна с синим, полкило малиновых леденцов, килограмм липового цвета, собранного и высушенного самой хозяйкой, помогает при лихорадке, заходите еще.
Боже правый, Боже святый, императора храни, нас своей десницей славной сквозь
