Пирамида предков - Ильза Тильш
Другим же в это время приходилось намного тяжелее.
Нарушители общественного спокойствия, темные личности, разжигающие ненависть к личности монарха.
Боже святый, Боже правый, императора храни, нас своей десницей славной сквозь невзгоды проведи. Мне кажется, я все правильно сказал, говорит отец, я уже точно не помню.
Глава 8
Мы редко говорим о том, как тогда все было у нас дома, но когда говорим, я вспоминаю малышку Анни, ходившую с зеркалом по квартире, где она жила со своими родителями, среди мебели и других вещей, ее окружавших, которыми пользовались она и ее родители, с которыми она ежедневно сталкивалась, которые входили в ее действительность. Она не отталкивалась от этих предметов, она ходила между ними туда и сюда, не задевая их, она знала здесь все, она знала каждую царапину на паркетном полу, знала дверные щели, кромки ковров, она ходила, как ходят очарованные странники, она представляла себе волшебный мир, сосредоточенный в белой глубине комнатной люстры, сказочный мир, о котором она знала, что на самом деле его никогда не было, но она надеялась, что когда-нибудь он появится, потому что сказки в ее книжках были написаны в форме прошедшего времени и многие из них начинались со слова однажды.
Когда мы сегодня, пусть редко, но все же неотступно, обсуждаем былое, пытаемся разбудить старые образы, у меня создается впечатление, будто мы делаем почти, то же самое, что и Анни, творящая из жизни сказку. Мы перемещаемся в настоящем, не узнавая его, в зеркале появляются образы канувшего в прошлое мира, мы понимаем, что этот мир теперь не имеет никакой связи с действительностью, но в воспоминаниях он остается неизменным. Здесь стояло пианино, там — красивые старомодные комоды, старый письменный стол, книжный шкаф (справа и слева над дверными створками — два сфинкса с позолоченными лапами, помнишь?), часы с алебастровыми колоннами и с музыкой, которая начинала играть сразу после часового боя, стол с мраморной столешницей (помнишь фарфоровую посуду из Карлсбада?), посудный шкаф, в котором хранились старинные бокалы. Канувший в прошлое мир, мир волшебства, подобный сказочному миру, в котором жила малышка Анни, мир, который давно уже изменился. Вокруг местность, которая давно стала другой, улицы, которые, может быть, уже и не существуют, люди, которые уже давно умерли.
Помнишь? — говорит мать. Да, говорю я, помню. И это действительно так, я помню очень точно, но когда я вспоминаю, у меня нет ощущения действительности, будто все эти образы не имеют ничего общего с моим собственным опытом, будто кто-то другой описал мне их, навязал. Мои дети не имеют к этим картинам никакого отношения. Вышитая льняная скатерть, которой я по праздничным дням накрываю стол, когда родители у нас в гостях, эта скатерть имеет какое-то значение для моих детей только потому, что я ее ценю. Бокалы, отшлифованные богемскими мастерами, им нравятся, но им понравились бы и другие бокалы, они не видят отличия между этими и другими, они не понимают, почему так странно звучит мой голос, когда я объясняю гостям, кто сделал эти бокалы, кто отшлифовал их, объясняю, что краски сделаны по рецептам старых богемских мастеров и что этим узорам уже много столетий. Они с улыбкой смотрят, как бережно я обращаюсь со старинной миской с отколотым краем, которая привезена из Карлсбада. Да выкинь ты это старье, говорит дочь. Я подарю тебе новую на Рождество, сейчас тоже есть такие узоры, и они гораздо симпатичнее этих.
У вас, наверное, свое, особое отношение к стеклу? — спрашивает меня женщина в Ной-Габлонце, что недалеко от Кауфбойрена. Она не может скрыть удивления, ведь я пришла исключительно для того, чтобы узнать о старой технологии производства бисера. Ее отец показывает мне, как на проволоке над газовой горелкой лепят, вертят отдельные бусины, бисер вертели на прежней родине, в Северной Богемии, в богемских горах Изергебирге, в многочисленных маленьких мастерских, а тот старик выучил свое ремесло еще дома, благодаря таким, как он, благодаря их умению и знанию старых традиционных рецептов было заложено производство стекла в Кауфбойрене.
Я наблюдаю за этим стариком, он размягчает конец стеклянной палочки над пламенем горелки, делает бусинку из капли расплавленного стекла, придает ей форму, вертит ее над огнем, потом кладет проволоку с готовой бусиной в сосуд.
Множество таких сосудов стоит на столе, в них — каплевидные бусинки всех цветов, яркие букеты капелек. Как разноцветные слезы, думаю я, вынимаю из сосудов четыре проволочки с бусинами, желтую, розовую, голубую и прозрачную, и спрашиваю, можно ли мне взять их с собой.
Как сувенир, говорит моя подруга Лиза немного извиняющимся голосом, она живет в Кауфбойрене и договорилась о моем визите к старому мастеру, без нее я бы сюда не попала. Я не могу объяснить ей, что эти бисерины нужны мне вовсе не как сувенир, что дома они будут напоминать мне об этом старике, который научился своему ремеслу еще в Богемии, который, как говорит его дочь, должен смириться с тем, что никто из его детей не научился вертеть бисер. Старое как мир желание родителей, чтобы детям жилось лучше, чем им самим.
И в бисерной мастерской, куда я попала с помощью Лизы, все точно так же, как и везде: дети изучают медицину или еще что-нибудь, что обеспечит им в будущем высокий жизненный уровень.
Еще мне разрешили посмотреть, как бисерины закладывают в крохотные формы, после того как их отщипнут формовочными щипцами от конца раскаленной, размягченной в печи стеклянной палочки, толстая бисерная нить поступает из-под простейшего пресса, построенного по той модели, которую использовали дома, специальная игла во время прессовки уже проткнула в каждой бусине дырочку для нанизывания, отдельные бусины щипцами отламывают от нити, в деревянных барабанах их шлифуют до блеска тончайшим шлифовальным песком и водой. Такой бисер выпускают для рукоделия.
Кстати, уже и в Ной-Габлонце стали работать, используя искусственный бисер; продукция из стран, где рабочая сила стоит еще очень дешево, составляет жесткую конкуренцию нашим товарам.
Я стою и смотрю на вертельщика, смотрю на его жену, вижу те стеклянные шарики, которые выбракованы из миллиона других ловкими пальцами мастера, вижу в больших емкостях бисер всех форм и цветов, круглые, каплевидные, в форме зерна, оливки, бусинки с сотовидными фасетками, они
