Репутация - Лекс Краучер
Следовать ее указанию было нелегко – мистер Рассел, как вскоре выяснилось, вошел в церковь в окружении довольно большой толпы, где были родственники, друзья, с которыми Джорджиана видела его у Джейн, и – что важнее всего – высокий, смуглый и несчастный мистер Хаксли. Передние скамьи, стоявшие перпендикулярно остальным и обрамлявшие кафедру с обеих сторон, похоже, оставили именно для них; вновь прибывшие проследовали по проходу, здороваясь по пути с друзьями и соседями, мистер Хаксли замыкал шествие. Джорджиана приготовилась отвернуться и притвориться равнодушной, когда он на нее взглянет, но молодой человек ее попросту не заметил.
Когда все расселись, полноватый молодой викарий, мистер Уизерби, занял свое место и прочистил горло, добиваясь тишины, в чем почти преуспел. Служба началась, но Джорджиане не удавалось сосредоточиться. Она изучала профиль мистера Хаксли – непослушные пряди, уже выбившиеся из косицы, чуть нахмуренный лоб, – следила за острожными движениями его руки, листавшей Библию. Девушка оторвала от мистера Хаксли взгляд лишь раз, когда Сесилия спросила, какой гимн сейчас будут петь, и Джорджиане пришлось объяснить, что она и сама не знает.
Гимн отзвучал, все снова сели, и Сесилия наклонилась к уху Джорджианы:
– А этот мистер Хаксли на вас смотрит.
– О! – Джорджиана старательно уставилась на спинку скамьи перед собой. – Ну, и как он смотрит? С некоей целью или его взгляд упал на меня случайно?
– Вообще, вид у него какой-то раздраженный… Вы с ним не поссорились? Он сильно моргает и, по-моему… Ой, нет, погодите, ему, наверное, что-то в глаз попало. Да, он трет глаз. Ух ты, как он его трет.
– Замечательно, – горестно прошептала Джорджиана. – Спасибо.
– Погодите минутку. – Сесилия толкнула ее локтем. – А вот теперь он, кажется, и правда на вас смотрит. Он что-то шепотом спросил у джентльмена рядом. И явно кивнул в нашу сторону… Ах нет, он просто попросил одолжить носовой платок. А джентльмен… да, у джентльмена платок нашелся. Все, платок ему дали.
– Спасибо, Сесилия, правда. Думаю, этого достаточно.
– Так вы с ним поссорились? – спросила Сесилия, но от необходимости отвечать Джорджиану спас очередной гимн.
Служба шла своим чередом, а внутри у Джорджианы все дрожало от предвкушения момента, когда мистер Хаксли снова пройдет мимо нее и, может быть, на этот раз ее заметит. Когда момент настал, она изо всех сил старалась выглядеть непринужденно и мило улыбаться Сесилии – пусть молодой человек увидит в ее выгодном свете – и не замечала, что мистер Хаксли и Джеремайя Рассел подошли и встали совсем рядом, пока улыбка Сесилии, адресованная им через плечо Джорджианы, не сделалась совсем широкой и крайне многозначительной.
– Мисс Дагрей, – кивнул в знак приветствия мистер Рассел. – И… простите, не уверен, что мы представлены.
– Джорджиана Эллерс, сэр, – сказала Джорджиана, краснея, хотя они совершенно точно были друг другу представлены, и он определенно забыл ее имя секунду спустя.
Мистер Рассел был из тех красавцев, чей взгляд ласкает, точно луч солнца, пусть даже у них очень короткая память.
– Ах да. Что ж, не грешите, леди, Бог все видит, – сказал он, красноречиво подняв бровь, и снова кивнул, прощаясь.
Мистер Хаксли молча стоял у его плеча; когда Джеремайя собрался идти, он наконец встретился глазами с Джорджианой и явственно вздрогнул, словно от испуга. Джорджиана мало знала о мужчинах, но подозревала, что если человек при виде тебя вздрагивает – это плохой знак.
Они с Сесилией выжидающе посмотрели на молодого человека, и мистер Хаксли сдержанно улыбнулся и слегка наклонил голову:
– Доброго дня. – И поспешно удалился.
Несколько мгновений девушки сидели молча, наблюдая, как тянутся мимо них прихожане.
– Может быть, – милосердно предположила Сесилия, – он так и не достал соринку из глаза?
– Да, – согласилась Джорджиана, поднимаясь со скамьи: миссис Бёртон тихонько делала племяннице знаки, что пора идти. – Да, полагаю, все дело в этом.
Глава 8
Долгожданная весточка от родителей застала Джорджиану на подоконнике в библиотеке в самом неподобающем виде – волосы распущены, спина упирается в оконную нишу с одной стороны, задранные ноги – с другой. На завтрак подали «шотландский бисквит», а чуть позже Джорджиана тайно навестила Марджори на кухне и в обмен на художественное исполнение отрывка из книги – Генри Филдинг, сплошь домашние трагедии и вялый адюльтер – получила дополнительную порцию печенья, которое теперь несколько неряшливо поглощала, переворачивая страницы того самого Филдинга.
Письмо от отца ей вручила обуреваемая любопытством Эммелина, когда тетя и дядя отправились на дневную прогулку. Джорджиана немедленно отложила книгу, стряхнула крошки с платья и пододвинула дядюшкино кресло к письменному столу, чтобы прочесть послание со всем возможным вниманием.
Джорджиана!
Извини, что отправляю это письмо так поздно, но мы были заняты обустройством дома и только теперь сделали его пригодным для проживания и наладили быт настолько, чтобы можно было заняться корреспонденцией. Состояние твоей матери изрядно улучшилось, она совершает регулярные прогулки, принимает морские ванны и наслаждается жизнью на побережье. Единственное, что ее беспокоит, – почти не прекращающиеся крики чаек. Я уже подстрелил пять чаек и надеюсь подстрелить гораздо больше. Нам конечно же очень жаль, что тебя нет с нами, но сейчас ты в надежных руках. Если позволит время, мы навестим тебя позже этим летом. Пожалуйста, передай тете и дяде нашу благодарность за то, что взяли тебя под крыло.
Хочу также добавить: я заметил, что в библиотеке недостает «Ричарда II». Если в данный момент книга находится в твоем распоряжении, прошу выслать мне ее почтой при первой возможности.
Твой отец, мистер Джейкоб Эллерс
Джорджиана перевернула письмо – вдруг на другой стороне есть постскриптум? – потом проверила конверт – вдруг писем в нем несколько? Напрасные надежды. Она перечитала письмо, пытаясь найти в нем некий потаенный смысл, и отложила. Совершенно опустошенная, девушка могла только смотреть на поверхность стола перед собой, еле сдерживая слезы.
Однажды, когда ей было семь, Джорджиана схватила брошенную без присмотра вышивальную иглу и, пытаясь подражать маме, воткнула ее в незаконченное одеяло, но не рассчитала силы и вогнала острие себе в ладонь. Обезумев от боли и ужаса, девочка бегала по дому, во весь голос зовя родителей, пока не обнаружила их в гостиной, с книгами на коленях, немного раздосадованных тем, что им помешали.
Разобравшись, в чем причина переполоха, отец без лишних церемоний вытащил иглу, прижал к ранке свой носовой платок и уже хотел отослать дочь в детскую.
– Я хотела… – пояснила Джорджиана между судорожными всхлипами. – Я хотела… помочь маме с одеялом.
– О Джорджиана, – укоризненно заметила мать, снова углубляясь в книгу. – Такой иглой вообще нельзя работать с шерстяными
