На санях - Борис Акунин
— Заметано. Если югославские подойдут по размеру — даешь шестьдесят, и мы в расчете.
— «Даешь». — Щегол качнул башкой. — Я тебе не сберкасса. Отдал Репе тридцатник, и пустой. Твой «ранглер» еще продать надо. — Он помолчал, что-то обмозговывая. — Тебе мани срочно нужны? Если недельку-другую подождешь, я джины через знакомого «ходока» скину.
— Нет, ждать я не могу.
— Тогда так, — решился Вовка. — Ради друга детства тряхну стариной. Схожу в народ. Скинем твои «ранглера» прямо щас. Я всё сделаю сам. Ты помалкивай, секи по сторонам. Но уговор: сколько сшибу сверх стоса — моё.
— Прямо сейчас? Здесь?
Марк оглянулся на памятник.
— Нет, центровые — ушлые, много не дадут. А у хипни нет бабок. Поедем на «Беговую». Там товарится провинция. Самое «ходоковское» место.
По дороге состоялся инструктаж.
— У «ходока» две задачи: не угодить на «гробов» и на «садовников». «Гробы» — это которые грабанут. Наш брат для бандюганов — мякотка. И при товаре, и в ментуру не нажалуемся. А «садовники» — это которые сажают. Ну, если подкатит ментовозка, это ладно, удрать можно. Но еще бывают мусора в штатском. Оперативники. Научились, суки, под клиентов косить. И тут уж берут плотно, как говорится, на месте преступления с поличным. Но ты не менжуйся, — покровительственно улыбнулся Щегол напрягшемуся приятелю. — С тобой дядя Вова, у него глаз — рентген. «Гробов» и «садовников» я отпеленгую издали. Твоя задача — когда я уже тру с покупателем, зырить по всем направлениям. Не катит ли кто подозрительный. Всё нормуль, Мрак.
— А как ты поймешь, кому предлагать товар? — спросил Марк, посматривая на прохожих. Они уже шли по Беговой улице, людей вокруг было немало.
— Правило первое. Никому ничего не предлагать. Это уже спекуляция в виде промысла, от двух до семи. По мне видно, что я не за шмотьем сюда приканал. Клиент подойдет сам. А я уж буду глядеть, иметь с ним дело или нет.
Они свернули, пошли медленным шагом по небольшой улице. Щегол очень долго вынимал из пачки «Кента» сигарету, угостил и Марка. При ближайшем рассмотрении сигарета оказалась болгарской.
— Это реквизит, — сказал Вовка. — Для приманивания клиентуры. Буду я на себя фирму тратить.
Еще дольше прикуривал, демонстрируя обалденную зажигалку.
Подошли двое, спросили, нет ли на продажу джинсов. Щегол сказал:
— Отвалите. Чё мы вам, фарцы?
— Ты что?! — шепнул Марк.
— Глаза разуй. У нас сорок четвертый размер, а эти — один пятидесятый, второй вообще пятьдесят четвертый.
Точно так же он послал еще несколько человек, хотя один парень был вполне субтильный. Объяснил:
— Бабок у него нет, ему просто на фирму попялиться. Таких дрочил полно.
Минут через двадцать, не поворачивая головы, сказал:
— Внимание. Слева по курсу стоят два джигита. То что надо. Друзья из солнечной Грузии или откуда-то оттуда. Приехали в город-герой за шмотьем. Видишь, куртяхами уже разжились. С таких можно взять хорошую кассу, они не торгуются. Не пялься на них! Идем мимо гордо, мы девушки порядочные.
И точно. Два брюнетистых чела, оба в ярких зимних куртках, но при этом в уродских здоровенных кепках — причем один невысокий и худой, какой надо — подошли.
— Уважяемый, импортное что-нибуд ест? — спросил с акцентом тот, что повыше, похожий на артиста Вахтанга Кикабидзе.
— Идите за нами. Пять шагов сзади, — ответил Щегол.
Свернул к пятиэтажке.
Вошли в подъезд, поднялись на второй этаж.
— Помалкивай и гляди в окно, — шепнул Вовка. — Если кто-нибудь чешет сюда, давай «ахтунг».
Джинсы у него были в том же пакете, где сигареты.
Достал, развернул, стал расхваливать:
— Высший класс. Такие редко бывают. Пуговицы с чеканкой, желтая строчка, вот тут потайной кармашек — можно дурь спрятать.
— А дурь тоже ест? — спросил маленький, понизив голос. — Хорошие бабки дадым.
— Дурью не балуюсь. Ты примерь штаны-то. Как влитые на тебе будут.
— Сколко хочеш?
— Сто пятьдесят, — не моргнув глазом заявил Щегол. — Привозные, прямо из Америки. А еще сигареты есть американские, «Кент». Два блока по двадцать пять.
— Всэго сколко это? — Тот, что похож на Кикабидзе, наморщил лоб. Он, похоже, был туповат. — Сколко тэбе за всё вмэстэ?
— Двести рублей.
— Это хорошо, это просто отлично, — сказал маленький безо всякого акцента. — Двести на двоих — как раз 154-ая, часть вторая: средний размер. Плюс «в составе преступной группы». Руками в стенку уперлись, мальчики. Обшманаем вас на всякий пожарный.
— Блин, «садовники»! — простонал Вовка.
— Я садовником родился, не на шутку рассердился, — ухмыльнулся высокий, тоже утратив кавказский выговор. — Руки в гору!
Взял Щегла за ворот, ткнул лицом в стену. Стал ощупывать карманы.
Второй подошел к попятившемуся, нелепо замахавшему руками Марку.
— Сопротивление при задержании оказывать будем? Нет? Тогда в позу, мистер «утюг». Ноги на ширине плеч.
Вытащил кошелек, ключи от квартиры, студенческий.
Спросил:
— Чё у тебя, Коль? У этого двадцать копеек и проездной.
— Тоже голяк, рубль с мелочью.
Второй стоял, брезгливо роясь в Вовкином бумажнике.
Вдруг Щегол метнулся к лестнице, дунул вниз, прыгая через ступеньки. Внизу хлопнула дверь. Опера за ним не побежали.
— Это меняет дело, — задумчиво произнес Коля. — Слушай, Мусаев. Хрен с ней, с «преступной группой». Раз у нас один, на средний размер хватит портков. Держи. По-честному.
Дал напарнику блок «Кента», другой сунул под куртку.
— Поехали оформляться, гражданин правонарушитель. Руки за спину, пошел! — сказал Мусаев, беря Марка за воротник. — Вякнешь в отделении про сигареты — никто не поверит, а я тебе потом в «обезьяннике» почки отобью. Кровью ссать будешь.
Происходило странное. Голос опера, вообще все звуки доносились глухо, будто в ушах были комки ваты. И еще стало сумеречно, Марк всё моргал, чтобы прояснить зрение — не получалось. Хотел протереть глаза, но боялся расцепить руки. Один раз споткнулся, и Мусаев свирепо пнул его коленом в зад.
Откуда ни возьмись появился желто-синий «уаз». Толчок в спину — плюхнулся на жесткое сиденье. Запахло табаком и рвотой. Впереди решетка. Мусаев сел к водителю. Второй, кажется, остался. Впрочем Марк не заметил, куда он делся.
Сначала в виски толчками билась только паника. Что делать? Что будет? Но скоро заработала мысль. Ведь я ничего не продавал! Это Вовка с ними разговаривал, я молчал! И в руках у меня ничего не было! Сказать, что я его знать не знаю, я тоже хотел купить джинсы. Это же не спекуляция? Наверно правонарушение, но не преступление. Наверно выгонят из университета, но не посадят же. А может, обойдется выговором? Перед распределением это ужасно, но все-таки
