На санях - Борис Акунин
Голос становился тише, старик засыпал. Через полминуты бормотание перешло в сип. Из приоткрытого рта свесилась нитка слюны.
Елки зеленые, подумал Марк с содроганием. Вот так заканчивается человеческая жизнь. И со мной будет то же самое — если я доживу до старости. Но это же ужасно! И поймал себя на том, что похож на князя Василия, который только что устраивал свои делишки, строил практические планы — и вдруг расчувствовался у смертного одра старого графа Безухова. «Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна» — да заплакал.
Жутко на себя разозлился. Что ты, книжный червяк, для всего на свете подбираешь литературные аналогии? Пора завязывать с этой импотентской привычкой, а то жизнь пройдет мимо.
Вернулась Настя, лицо несчастное.
Шепнула:
— Уснул? В последнее время всегда так. Первые минут пять-десять говорит, говорит, а потом устает. Отключается. Пойдем, ему теперь нужен покой.
Рассказала, что врач рекомендует готовиться к неизбежному. Анализы лучше не становятся, жизненные силы угасают. Дедушка проживет столько, сколько продержится сердце. Домой отсюда его уже не выпишут.
Внизу, в раздевалке, она расплакалась. Марк обнимал ее, гладил по голове и — стыдно сказать — ощущал не сочувствие, а радость. Отличная была идея — съездить с нею в больницу. Это их сблизило больше, чем что-либо другое. Притом не понадобилось хвост распускать, что-то из себя изображать. Да и деньги тратить — которых нет.
Князь Василий вернулся в свое обычное состояние, мелькнуло в голове. Отогнал ехидную мыслишку, тьфу на нее.
У остановки автобуса ждала целая толпа. Многие навещали в больнице бабушек-дедушек и теперь хотели добраться до метро.
— Не будем толкаться, — небрежно сказал Марк. — Отвезу тебя домой на тачке. Только перейдем на ту сторону, нам же в центр.
Впечатления особенного он не произвел — Настя просто кивнула, словно предложение было совершенно естественным. Лицо ее было по-прежнему печальным.
— Надо было и сюда на тачке ехать. Подумал, на метро и автобусе быстрее получится, — продолжил он тем же тоном. — Суббота ведь, а направление дачное. Пробки.
По шоссе Энтузиастов в сторону области действительно шло много машин.
— Слушай! Насчет дачи. — Настя повернулась к нему. Уже не хмурилась, не вздыхала. — Я по воскресеньям езжу к Миле Патоличевой, это моя подруга, одноклассница, в консерватории учится. Ее на дне рождения не было, не смогла прийти. У них дача в Кратово, а там недалеко, в Чулкове, настоящий горнолыжный спуск. Я ужасно люблю. Собиралась с Саввой, но он пускай с кем-нибудь другим теперь катается. Поехали вместе? У Патоличевых есть лыжи для гостей, а для тех, кто не умеет — санки канадские, с рулем.
«Это что, дочка министра внешней торговли?» — чуть было не задал Марк лакейский вопрос, но вовремя прикусил язык. Если папаша Милы и не тот Патоличев, то все равно какая-то шишка — в Кратово цековские дачи, а держать для гостей горные лыжи это покруче, чем Саввино катание на казенных тройках.
Опять накатила паника. Все, конечно, приедут в охрененных куртках, привезут с собой валютное бухло. И само собой не на электричке.
Представил картину. «Ой, а кто это с Настей Бляхиной от станции пешедралом шкандыбает, в кроличьей шапчонке и пальте «Заветы Ильича»? В каком колхозе она нашла себе такого кавалера?»
— Я бы с удовольствием, но не смогу. Мама все-таки пока еще не очень, — пробормотал он и почувствовал себя глубоко несчастным. Упускаешь жар-птицу, жалкий терпила. Отвязался от нее Сова — кто-нибудь другой подкатится, к такой-то принцессе. А ты будешь за оградой слюни ронять.
— Ты такой… хороший. Не похож на других. — Она произнесла это задумчиво, и будто не ему, а самой себе. — Давай тогда через воскресенье. Это будет уже март, но снег еще не стает.
Ощущение было, будто хотел повеситься, а веревка оборвалась и жизнь продолжается — причем такая, что вешаться стало не из-за чего.
— Постой тут. Тормозну тачку, — сказал Марк сквозь зубы, сдавленно. Боялся, что дрогнет голос.
Первый водила, в «жигуле», за два рубля везти отказался.
Обернувшись, Марк крикнул Насте:
— Ну его, у него «беломором» накурено.
Второму было по дороге. Сговорились, что высадит на Горького, у поворота.
— На машине, конечно, удобнее, — сказала Настя, устроившись на тесноватом сиденье. — Марик, это какой автомобиль? «Москвич»? Никогда на таком не ездила. Довольно уютный.
— Четыреста восьмой, рабочая лошадка. У нас когда-то тоже был, — снисходительно заметил он таким тоном, будто теперь они ездят на чем-то более импозантном. «Москвич» был у Рогачова, когда он еще не стал отчимом. Катал их с мамой за город. Потом тачка осталась у рогачовской бывшей жены.
— Можно я тебе голову на плечо положу? Меня в машине сразу начинает клонить в сон.
Он застыл и потом сидел, боясь пошевелиться. Прислушивался к ее ровному дыханию. И напряженно, даже ожесточенно шевелил мозгами.
Неделя. Есть одна неделя, чтобы перестать быть мизераблем. Иначе волшебная птица улетит. Потом всю жизнь будешь уныло петь: «Счастье не вечно, Люси ушла, нищий теперь просит в раю. Дайте монетку, мсье и медам, я подберу, мерси».
Думай, голова. Шевели мозгами!
НА ДНЕ
После того как Настя на прощание опять поцеловала его в щеку — безо всяких нюансов, по-дружески, но очень нежно — сердце опять забилось прерывисто и спутались мысли, но он не позволил себе рассиропиться. Взрослым, трезвым и хладнокровным — вот каким сейчас следовало быть. И начать с главного: с того, чтобы разобраться в себе.
Первое. Я не Жюльен Сорель, я не рвусь всеми правдами в «высшее общество», используя для этого дочь маркиза, сказал себе Марк. Плевать мне на высшее общество. Мне нужна Настя. И поправился — чтоб не врать самому себе. Нет, не плевать. Я очень хочу оказаться в мире, где по воскресеньям катаются на горных лыжах, но Настя в сто, в тысячу раз важнее. Не добиться Настиной любви, чтобы попасть на долбаную цековскую дачу, а попасть на дачу, чтобы быть с Настей — вот правильная логическая цепочка. А теперь посмотрим на дело стратегически, продолжил он, довольный математической четкостью своих рассуждений. Итак, главное — Настя, всё остальное должно быть подчинено этой цели. Допустим, случится волшебное чудо, она ответит взаимностью. (Старомодное выражение не показалось ему нелепым — для Насти разухабистые слова не годились.
