На санях - Борис Акунин
— Да… — Марк закашлялся.
— Едешь домой как ни в чем не бывало. Живешь себе как жил раньше. И даже лучше, чем раньше. Потому что станешь нашим внештатным сотрудником. Моим сотрудником. А я тебе много в чем смогу помочь. Если буду тобой доволен.
— Вы меня в стукачи что ли зовете?
Теперь голос задрожал.
— Оп-ля. — Сергей Сергеевич удивился. — Нет у нас никаких стукачей. Есть информаторы. Потому что государство должно в точности знать, где что происходит. Особенно в среде будущих хозяев страны, нашей студенческой молодежи, да еще в главной кузнице журналистских кадров. Я тебя не в американские шпионы вербую, родину предавать не предлагаю — наоборот, оказываю тебе высокую честь, даю возможность стать нашим товарищем. Моя задача какая? Если кто-то по молодой глупости не туда сворачивает — вовремя удержать, уберечь. А для этого мне нужно знать, о чем ребята говорят, о чем думают, не попадают ли под вредное влияние. Вот и вся наша с тобой забота. Смотри на это еще и как на билет в будущее. Ты из общего вагона в мягкое купе пересаживаешься. У тебя на следующий год распределение. Помогу попасть на хорошее место, передам коллеге, работающему с журналистами. И поедешь по жизни на скором поезде, с комфортом. В общем выбирай.
Никакие пороги Рогачов из-за меня обивать не станет, подумал Марк, ощущая тоскливую тягу в солнечном сплетении. Нет у меня никакого выбора. Что будет с мамой, если я сегодня не вернусь домой? Она же с ума сойдет, будет обзванивать больницы и морги.
— А… а как это работает? Ну, информирование.
— Очень просто и ненапряжно, — с готовностью стал объяснять Сергей Сергеевич. — Если что-то узнал — я тебя проинструктирую, на что надо обращать внимание — звонишь куратору, то есть мне. Но раз в две недели в любом случае будем встречаться. В пивбаре или в кафе-мороженом. Ты что больше любишь — пиво или мороженое? Иногда буду давать тебе нетрудное задание. Подружиться с кем-нибудь поближе, например. Втянешься — понравится, вот увидишь.
«Можно будет говорить, что всё норм, никто никаких таких разговоров не ведет. Стучать я не стану, лучше сдохнуть». От этой мысли стало немного легче.
— Ну, это я могу, — сказал он вслух. — Тем более, у нас на журфаке вообще-то все ребята нормальные. Нет никаких влияний.
— Вот и лады. Значит, договорились. Не зря я хоккей по телеку пропускаю. Вот тебе, Марик, бумага, вот ручка… — Сергей Сергеевич почесал лоб. — По нашим правилам надо тебе дать агентурный псевдоним. Буду звать тебя «Максим». Как в кино «Юность Максима». Пиши.
— Что писать?
— Как что? Подписку. Первый документ, который ляжет в твое досье. «Я, такой-то, дал добровольное согласие оказывать помощь органам КГБ в работе по защите безопасности нашей Родины. Ставшие мне в процессе сотрудничества известными формы и методы работы органов КГБ, а также сведения о лицах, интересующих органы КГБ, обязуюсь никогда никому не разглашать. Письменную информацию, которую буду предоставлять своему куратору, буду подписывать псевдонимом Максим». Число, подпись, и бюрократия почти окончена.
— Почти? — спросил Марк, зачем-то ставя подпись, не похожую на свою обычную — как будто это что-то могло изменить.
Я сексот, я стукач, про которых Рогачов говорил, что они самые гнусные существа на свете, хуже палачей. Пьеса «На дне». Ниже пасть нельзя.
Но оказалось, что можно.
— Да. Ты молодец, что не слил капитану своего приятеля. Иначе угодил бы под раздел «в составе преступной группы». Но мне ты на подельника ориентировочку дай. Письменно. В порядке сотрудничества. Не бойся за него, я не милиционер, дело шить не буду. Просто хочу убедиться, что ты со мной темнить не собираешься. Он кто, тоже студент?
— С ним… с ним точно ничего не будет? — еле ворочающимся языком пролепетал Марк.
В светло-голубых глазах Сергея Сергеевича что-то мелькнуло.
— А если будет, тогда что? Ответишь мне отказом? Так у нас, Максимка, не пойдет. Или туда — или сюда. Решающий момент в твоей жизни. Что ты в подписку вцепился? Порвать ее хочешь? Рви. Тебя в камере урки ждут. И всё дальнейшее, по прейскуранту. — Через несколько секунд засмеялся. — Шучу. Ничего с твоим корешом я не сделаю. Просто проведу профилактическую беседу. Если он тоже студент.
— Студент. Областного педагогического, — с облегчением сказал Марк. — Владимир Щеголев, отчества не знаю.
ВСЯ ЖИЗНЬ ВПЕРЕДИ
— И вот еще что, если уж мы о литературе, — сказал Сергей Сергеевич, затормозив на светофоре. — Тебе может позвонить мой коллега. Не знаю, как он представится. У нас для оперативной работы тоже псевдонимы, причем для разных информаторов разные. Я, как ты наверняка догадался, на самом деле не Сергей Сергеевич… — Покосился, усмехнулся краем рта. — Не догадался? Может, потом, если подружимся всерьез, познакомимся еще раз, по-настоящему. За мостом направо поворачивать, на Плющиху?
Отвезти домой куратор предложил сам. Удивился:
— Ты чего это в одном свитере?
— Я закаленный, — ответил Марат. Из камеры он взял только шарф и шапку, опоганенное пальто ногой запихнул подальше под лавку.
— Не, брат. К вечеру похолодало. Простудишься. Подкину тебя до твоего Пуговишникова переулка, мне по дороге.
Сели в бежевую «волгу». Марк попросил разрешения закурить, достал возвращенные сигареты и увидел, что в пачке осталась только одна. Менты попользовались. Хорошо хоть часы отдали. Они правда были простенькие, старый «полет». В досегодняшней жизни Марк их стеснялся, запихивал подальше под рукав. Те, прежние страдания — из-за одежды и прочей чепухи — сейчас казались утраченным раем. Бывший Андрей Болконский превратился в героя повести «Ибикус», мелкого шпика Невзораки.
Он дымил, помалкивал. На пустой желудок от табака мутило, но сидеть и совсем ничего не делать было бы еще хуже. Водитель же всё время говорил, иногда задавая вроде бы небрежные, а на самом деле, вероятно, следующие какой-то системе вопросы.
— Быстро я с тобой управился. Пожалуй, на второй тайм еще успею. Ты что больше любишь — хоккей или футбол?
— Футбол.
— Ставлю диагноз: имеешь склонность к неразделенной любви. — Сергей Сергеевич хохотнул. Настроение у него было очень хорошее. — С футболом у нашей страны перспективы хреновые, а вот по хоккею претендуем на мировое лидерство.
