Симпатия - Родриго Бланко Кальдерон
— Так с виду и не скажешь, но дону Пако сто пять лет. Он поступил на работу в отель в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году и с тех пор здесь и живет. Даже когда отель был закрыт, он все равно оставался. Можете себе представить, сколько всего он повидал.
Внезапное появление Пако придало россказням Хуана весомость абсолютной истины. Настало время для последней, самой интересной части экскурсии.
Они вернулись в главное лобби и пошли вверх по широкой винтовой лестнице.
— Куда мы идем? — поинтересовалась одна девочка.
Хуан остановился, направил свет фонаря себе в лицо, словно весельчак в фильме ужасов за минуту до того, как его прикончат бензопилой, и сказал со зловещей ухмылкой:
— На двенадцатый этаж. В номер генерала.
Подъем возобновился, и Улисес услышал, как один парень тихонько спрашивает у другого:
— Какого генерала?
Другой, более прошаренный, ответил:
— Генерала Переса Хименеса, дебила кусок.
— А кто это? — не унимался первый.
Прошаренный сам призадумался.
— Диктатор. Тот, который все это построил. — Голос Улисеса напугал задние ряды.
Экскурсанты успели забыть о его присутствии. Хуан метнул в него луч фонаря и стал подниматься дальше. Остаток пути шли в тишине. Пару раз они делали привалы и наблюдали сквозь неоткрываю-щиеся окна темнеющий пейзаж.
Наконец Хуан объявил, что они на месте.
— Мы на двенадцатом этаже. В этих апартаментах останавливался генерал Маркос Перес Хименес. Проходите, — и он распахнул дверь.
Ребята вступили в комнату с опаской, такими мелкими шажками, что группа стала компактной, словно религиозная процессия. В номере царил полный мрак. Хуан направил на группу фонарь.
— Позволите пройти? — промолвил он. От этой учтивости экскурсия становилась еще более пугающей.
Все посторонились, наступая друг другу на ноги. Хуан проскользнул к стене напротив кровати. Пощупал обои при свете фонаря. Нашел шнурок жалюзи и рванул. Ночь, менее темная, чем мрак внутри, хлынула в комнату.
Ребята подошли к панорамному окну.
— Вон там селение Галипан. А те два огонька далеко-далеко, что похожи на низкие звезды, — это на самом деле корабль в море. Раньше канатная дорога доходила до Макуто, но больше не работает. По изначальному плану доходила. У нас прекрасная страна. По крайней мере, на планах всегда была прекрасной.
«Минутка поэзии», — подумал Улисес. Хуан, вне всякого сомнения, был блестящим рассказчиком.
— Как можно догадаться, — продолжал тот, — в отеле устраивались грандиозные празднества. Во время одного из них погибла женщина. Говорят, она была любовницей генерала. И ничего лучшего не придумала, чем завести еще одного любовника и переспать с ним прямо в номере генерала, где он их и застукал. Точно неизвестно, совершила она самоубийство или ее выбросили из окна. Того самого, что сейчас перед вами.
Хуан постучал в окно, как в дверь, и указал фонарем на металлические скобы по бокам:
— Видите? Оно запечатано. Чтобы его открыть, нужно сначала сломать скобы. И все же иногда его находят открытым. Конечно же, винят в этом призрак женщины, блуждающий по двенадцатому этажу. Поэтому почти никто не осмеливается сюда заходить. Если не верите мне, можете спросить уже знакомого вам дона Пако. Он эту историю знает не понаслышке. Он сам видел, как упала та женщина. Собственными глазами. А на следующий день видел, как с другой стороны горы сбросили тело, завернутое в простыню.
Никто не пошевелился и не издал ни звука.
Хуан посмотрел на часы и объявил:
— Пора возвращаться.
24
Улисес вошел в квартиру. Постоял у двери и почувствовал особую атмосферу, которая возникает, когда врываешься в какое-то пространство и знаешь, что ты там один. Смолистую тишину, обычную для домов, где нет ни детей, ни домашних животных.
Он запер дверь изнутри. Подошел к коробке — она так и стояла на столе в гостиной — и положил туда сумку, которую принес с собой.
Хуан появился в комнате дона Пако в половине седьмого утра, разбудил Улисеса и предложил подвезти. Улисес спросонья немного растерялся. Накануне он уснул в кресле с откидной спинкой рядом с кроватью дона Пако. Точно таком же, заметил он, кресле, как в библиотеке «Аргонавтов».
На кровати было пусто.
— А где дон Пако?
В Галипане. Он выпивает кофе в полшестого и едет посмотреть на тамошний цветочный рынок.
Они погрузились в допотопный джип. По дороге почти не разговаривали. Хуан сосредоточился за извилистом спуске, а Улисес — на том, чтобы от тряски не удариться головой о стекло. Уже на проспекте Бояка Хуан рассказал, что ночные экскурсии — дело неофициальное.
— Зато хорошо оплачиваемое. Это все детишки военных или правительственных шишек. В мои обязанности, в принципе, не входит, но вертеться-то надо, правильно?
— Конечно, — согласился Улисес.
— Где вы живете?
— Меня не нужно подвозить до самого дома. Я могу взять такси, — сказал Улисес, прекрасно зная, что наличности на такси у него не хватит.
— Я вас отвезу. Это распоряжение дона Пако, — настоял Хуан.
В коробке недоставало только переводов сеньоры Альтаграсии, которые забрала Надин. Улисес еще раз заглянул в холщовую сумку. Маленькая деревянная шкатулка, переданная доном Пако, никуда не делась. Все остальное тоже было на месте. Улисес свернул сумку.
Зашел в спальню. Надин не ночевала. Когда Хесус позвонил сообщить о смерти сеньора Сеговии, Надин с самого утра обнаружилась в «Аргонавтах». Судя по лицу и одежде, она где-то гуляла всю ночь, а в «Аргонавты» явилась прямиком к завтраку. А теперь он сам напрочь забыл предупредить, что останется на ночь в отеле «Гумбольдт» у брата Сеговии. «Сумасшедшая история. Завтра расскажу», — написал бы он ей, будь она его женой. А так — кто она ему? Она ведь тоже не написала и не спросила, где его носит. В таком опасном городе, как Каракас, не спрашивать по нескольку раз в день, где близкий тебе человек и все ли с ним в порядке, — это признак нелюбви или равнодушия.
Ему стало жаль, что у него даже брата нет. Вот Пако и Факундо были друг у друга. А так — никаких связей до самого наступления лицемерной зрелости. Никаких позорных воспоминаний, роднящих с кем бы то ни было. Никакого зеркала, в котором неугасимо горит первоначальный огонек, с которым мы являемся в мир, а потом видим его, только когда другой человек достает его для нас, словно монету со дна пруда.
Он принял душ и надел пижаму. Пошарил в аптечке, нашел убойное снотворное, которое Паулина пила перед перелетами, проглотил и лег спать.
Проснулся на следующее утро, чуть позже шести, от голода, вгрызающегося в
