Невидимый Саратов - Михаил Сергеевич Левантовский
Поможет ли трава? Хоть бы помогла.
– Я служу Аполлону, – скомандовал желтоволосый одуванчик, – он на каждом шагу призывает меня цветом лета.
Трава собралась, сгустилась, сомкнулась вокруг Саратова, резко выгнулась вверх, как кошка выгибает спину, и выбросила заколку-невидимку на тротуар.
Глава 6
Оля! Мне снилось, что мы на берегу Томского моря.
Ветер, волны, никого нет кругом. Ты разбегаешься, делаешь сальто. Точнее, разбегаешься по песку, встаешь на руки и пытаешься как бы перевернуться, стоя на руках, и такие у тебя красивые тонкие пальцы, и такое нежное купальное маленькое голубое белье. А у меня нет фотоаппарата, и я просто глазами снимаю, и ты пытаешься перекинуться через себя – ать, ать – и не можешь. Чайки горланят, пахнет сырой рыбой, вода прохладная, приятная.
И ты хохочешь, падаешь, плюешься, песок в рот попал, и я скидываю с себя плед, укрываю тебя, смеюсь и чувствую – зябко, холодно, а между ног у меня болтается запятая, смешной корешок, и я смеюсь: «аха-ха-ха», «аха-ха-ха», мы оба такие холодные, как бы согреться, и заходим в воду, а она теплая.
Ты ко мне прижимаешься, дрожишь вся, и я говорю: «Стой, разве бывает Томское море?» А ты выбегаешь на берег, кричишь, смеешься: «Подожди, давай я еще раз! Сальто! Смотри!»
А потом не помню, проснулся.
Володя С.
* * *
С утра на скорой только и шептались что о вчерашнем корпоративе и – вполголоса – о Саратове и Калитеевском.
– А мы что? А мы ничего, – говорили шушукающиеся коллеги, видя тяжелый взгляд Оли. – Мы так, о своем.
Разговор с Антоном Константиновичем вышел скомканным, невнятным, и всё же поговорить получилось.
– Антон Константинович, – повторяла про себя Оля, пока шла к кабинету Калитеевского. – Так не доужно быуо суучиться.
А когда постучалась и вошла, сказала совсем по-другому:
– Я не несу ответственности за то, что вчера сдеуау мой муж. Это его поступок, а не мой, и вы, как мне кажется, тоже доужны понимать. Не хочу разводить демагогию, Антон Константинович. Давайте…
– Давайте работать, Оля, – перебил Калитеевский, не отрываясь от бумаг на рабочем столе. – Давайте будем работать.
– Поняуа.
Спускаясь по лестнице, Оля легонько погладила цветы на подоконниках. Потянулась пальцами к голове, чтобы зачесать волосы за ухо, пощупала висок. Удивленно хмыкнула – заколка потерялась.
Оля тихо сказала: «Штошшш» – и сбежала, перепрыгивая ступеньки через одну.
В ординаторской, обрадовавшись, что никого нет, она прилегла на диванчик и достала несколько писем, которые взяла с собой из дома.
Один из конвертов – желтый, с нарисованным ключиком – выделялся и по цвету, и по размеру. Другие три письма – прямоугольные, а это – квадратное.
Желтое письмо Оля не любила перечитывать, но всякий раз, добравшись до переписки, замечала его, брала в руки, здоровалась, как со старым приятелем. Под нарисованным ключиком таилась история, которую Саратов рассказывал от лица ребенка и адресовал Оле, будто она тоже ребенок.
Послание девочке от мальчика. Задумка в общих чертах заключалась в том, что они познакомились на летних каникулах, подружились, потом девчонка уехала, и общение продолжилось в письмах.
Мальчик рассказывал о друге Максе по прозвищу Безумный Макс. Друг вытворял разные дикие штуки, о которых потом говорила вся округа. А мальчик ему в этих приключениях всячески помогал и был ценным персонажем.
Макс, говоря языком взрослых, слыл амбициозным затейником, зачинщиком и провокатором, торпедой, готовой лететь куда угодно. Мальчик-помощник же умел всё устроить так, чтобы торпеда точно достигла цели. Поговорить с кем надо, изловчиться, извернуться, втереться в доверие. Отвлечь внимание.
Дуэт получался достойным супергеройских комиксов и дворовых баек о проделках неуловимых пацанов. Правда, на обложке комикса чаще красовался Макс. А его смекалистый друг-выдумщик появлялся внутри, на страницах. Впрочем, обоих это устраивало.
Соберутся, например, украсть мотор со старой дробилки, чтобы разобрать на цветмет, – мальчик прикинется, что заблудился, отвлечет сторожа, да так его заболтает, что хоть всю дробилку разбирай и выноси.
Решат построить плот и проплыть на нем по всей речке до самой дамбы – мальчик найдет, у кого выпросить шины и насос.
А когда приключений не было, выдумывали что-нибудь на ходу. Так появился прикол «ходить на лабиринт». Лабиринтом они называли старый фундамент на развалинах кирпичного завода. Однажды летом мальчик-помощник, он же главный фантазер всея улицы, придумал устраивать там игры в «Мортал Комбат». Приходя на лабиринт с Максом, он предлагал представить бойцов из популярного тогда фильма «Смертельная битва», и мальчишки разыгрывали поединок друг с другом.
Мальчик любил быть Саб-Зиро, вставал в боевые стойки, вытягивал руки вперед, направляя на противника, и запускал невидимую заморозку. Если Макс не успевал поставить блок, то замерзал, стоя неподвижно. Саб-Зиро подбегал к нему и изображал апперкот.
Макс любил быть Скорпионом – бойцом, который стреляет гарпуном и притягивает Саб-Зиро, чтобы сделать «фаталити», последний и самый красивый смертельный удар.
Так они и играли, и лето не кончалось, и лабиринт на развалинах был бесконечно красивым, большим и родным.
В очередной раз пацаны договорились встретиться на развалинах, и Макс привел новых друзей. Сказал, что сейчас они все вместе пойдут играть в настоящий «Мортал Комбат», потому что у новых друзей была дома игровая приставка.
Лабиринт тогда померк. Придумывать постановочную битву мальчику перехотелось. Пошли в гости всей толпой.
Сели играть. Очередь дошла до мальчика. Он неумеючи потыкал в кнопки джойстика, проиграл бой, посмотрел, как ловко управляются другие, выждал подходящий момент и предложил вернуться на развалины, зарубиться по-настоящему.
Макс обсмеял друга: мол, хочешь идти – иди и дрочись там сам на сам на этих развалинах. Зачем что-то выдумывать, когда можно же, вот прямо сейчас, не фантазировать, а поиграть по-настоящему, реально по-настоящему.
На том дружба закончилась.
Потом закончилось лето, начался третий класс, Макс всё чаще пропадал с новыми крутыми друзьями.
Дальше мальчик писал в постскриптуме, что ждет подругу в гости и носит с собой ключик, который они нашли вдвоем на берегу котлована.
Из всех историй, сочиненных мужем в письмах, этот рассказ казался Оле самым правдоподобным. Беззащитность, доверенный секрет – что-то подобное сквозило между строк.
Оля не стала открывать желтый конверт и бегло перечитала несколько других писем.
Ольмека!
Ну и что? Снова ты дурында, потеряша. Посмотри, что наделала.
В городе +27, жара, всё в пуху. Везде пух – висит в воздухе, летает по улицам, несется за машинами, кружится вокруг летних платьев.
Обернется человек мечтательный на перекрестке и
