Невидимый Саратов - Михаил Сергеевич Левантовский
– Как «Лунная ночь на Днепре».
Трава довольно зажмурилась.
Братья, росшие возле мусорных баков на улице Садовой, однажды видели эту картину. Полотно в треснутой раме лежало на старой кушетке, выброшенной на помойку, и от красоты «Лунной ночи на Днепре» на помойке стало как-то чисто, свежо, и словно даже бомжи целовались и плакали. Трава тогда долго смотрела на полотно, а потом рассказала о картине другим Великим Зеленым.
– Еще, – продолжил Саратов, – она не выговаривает букву «эл». Мне это ужасно нравится. Когда мы только познакомились, я сказал, что от этого «уэ» ощущение, как будто катится фургончик с мороженым, а из фургончика сыпется стеклярус.
Трава повторила хором:
– Стеклярус!
– Да, братцы. Такие дела. Что вам еще сказать особенного? Оля – она как стеклянная елочная игрушка. В бумажном ворохе. Когда в коробке упаковочная бумага или газета мятая. Она как слово «миндаль». Как брызги катамарана.
Трава вздохнула.
– Как брызги катамарана, – подытожил одуванчик. – А когда ты ей об этом говорил последний раз?
Саратов уставился на травинку рядом, как будто травинка должна была ответить за него.
– Если вернешься обратно, обязательно скажи. У тебя голос голиафа, который давно не говорил своей жене ничего приятного. Поверь, мы таких много слышим. А что насчет вашей дочки? Про нее что расскажешь?
Саратов задумался.
Дочка – высокая, худощавая, с небольшой косолапостью в походке. На правой щеке у нее шрам от укуса собаки, давно было, в пять лет. После двух операций шрам совсем тоненький. Дочке он даже нравится, иногда это видно по фотографиям: смотрите, я не стесняюсь, я такая, какая я есть. Разговаривает она медленно. Учится хорошо. Любит комиксы, компьютерные игры, фильмы про зомби, подкасты про маньяков.
Великие Зеленые Братья качнули травинками – вопросов больше не было.
– Ребят. Я вижу, вы умные малые. Много видите, много слышите. Знаете всякое. Может, подсобите мне выбраться? А я ответку сделаю, не обижу. Давайте как-то договоримся, что ли.
Что может предложить человек, превратившийся в заколку-невидимку, газонной траве, в которой он лежит весенним днем на улице Чернышевского?
Саратов пообещал: если трава сможет что-то для него сделать, он поможет Великому Зеленому Братству перебраться через Каменное Море. Есть один вариантик.
Саратов приедет сюда ночью, привезет многолетние цветы для пересадки и разные саженцы.
Братьев-травинок он не станет пересаживать в соседний газон. Потому что, во-первых, там всё занято и нет свободной земли, а во-вторых, есть места получше. Например, возле кладбища. Там упоительно тихо, можно расти во все стороны, жить без метеоритных и кислотных дождей, мусора и прочих невзгод. А на месте, где Братья растут сейчас, он лично посадит цветы, кусты и саженцы деревьев. Петуньи еще, как в мэрии любят. Утром к газону приедут журналисты из местного телеканала, давние друзья Саратова, и снимут классный репортаж, закинут видео в соцсети, и никто не будет против нового газона. А в местной администрации еще долго будут перекладывать бумажки, недоумевать: кто же всё-таки сделал такую красоту? Ведь не они же.
Траве понравилась идея переезда. Взамен невидимка просит узнать, вдруг кто-то что-то видел или слышал: как он, Володя Саратов, оказался в такой ситуации? И не связано ли перевоплощение с его семьей?
Зелень обратилась к корням. Подземные нити связывали Братство в разных сторонах не только в городке, но и намного дальше.
Всем телом, заключенным в гибкий металл, Саратов ощущал, как в почве что-то шепчется. В земляном растительном шепоте мерещилась рыхлая надежда.
После долгой тишины трава заговорила.
По корням пришел ответ от Братьев, растущих на отшибе. Они видели дочку Саратова и кое-что еще. Утром она проходила по дальней улице, возвращаясь домой из школы, и повстречалась с бродягами.
– С бродягами? – Саратов засомневался. – Вы ее точно ни с кем не путаете?
– Мы, по-твоему, кто, кроты позорные? Инфа шесть соток. Так ведь у вас выражаются?
Дочка, как заверяла трава, говорила с цыганами, или, как их называют в городке, цыганинами. Получила от них какой-то подарок, благодарность. Дар этот – волшебный, и предназначался только девочке, чтобы исполнить ее желание на срок до заката солнца.
– Предназначался, – рассуждал Саратов вслух, – и вот я здесь.
Зеленое Братство сочувствующе вздохнуло: выходит, цыганский подарок попал к Саратову, а этого не должно было произойти.
– Скажи, ты что, правда хотел превратиться в заколку? Ты дурак?
– Да не хотел я. Точнее как. Короче. Кажется, понятно.
Пришлось объяснить траве: есть такие штучки для волос, называются невидимками, потому что их в волосах почти не видно. Но Саратов не загадывал желание, просто сказал сгоряча. Даже не сказал, а подумал перед сном, что хочет стать невидимкой. Тем, кого не видят. Кто может, как призрак, везде ходить. Всё видеть, всё слышать. Наверное, очень искренне подумал. Вот и получил что хотел, только в другом смысле.
Саратов вспоминал ночное лежание на постели, рассматривание фотографии с женой и навязчивое желание следить за ней весь день. Как хотелось бы превратиться в невидимку, и пойти следом за своей женщиной, и узнать, куда она идет, к кому спешит, что там за жизнь такая интересная, где она пропадает, почему себя так ведет.
А если опасения окажутся правдой, то лучше уж в этот момент быть бестелесным ничем, воздухом, Патриком Суэйзи из фильма «Привидение», и просто уйти, исчезнуть, как исчезает пар, как растворяются облака, как пропадают люди.
О, надо быть осторожнее со словами и желаниями – бесят подобные фразы, а ведь и правда надо.
Однако и в цыганское колдовство может закрасться ошибочка. Пылинка в механизме. Баг в системе. Вот ты хотел побыть в шкуре невидимки, а затем раз – и стал заколкой-невидимкой. Как будто хитрый демон букв обманул тебя, устроил игру слов. Его свободный дух витает теперь где хочет, а ты валяешься в траве на улице Чернышевского никому не заметной мелочью.
Спасибо, господи, съел пирожок.
Днесь и вовеки, аще услышишь глас мой, отец небесный, не открой передо мной дверей черной пирожковой и упаси от скитальцев вечных, дары приносящих.
Хотелось закрыть глаза от солнца, но у заколки не бывает глаз.
От необъятного неба кружилась голова. Хотя какая голова? Ни рук, ни ног, ничего теперь нет у Володи Саратова. Он – мусор в траве. Найдут,
