Горошины - Эдуард Дипнер
РАССКАЗ ВТОРОЙ, НА ПЕРЕВАЛЕ
Родственники моей жены жили на юге Киргизии. В тридцатые годы смерчи коллективизации разметали многочисленную трудолюбивую семью из благословенного Черноземья по далеким просторам страны. Кто-то оказался в Сибири, кто-то на юге Казахстана, а тетю Женю судьба забросила в Ошскую область, в небольшой городок Сузак. Тетя Женя писала письма, звала приехать в гости, но добираться до этого Сузака было чрезвычайно сложно. Черт знает где он находился. А тут у нас обозначилась Своя! Машина! Которой подвластны все дороги расстояния! В начале июля у нас случился отпуск, и мы решили: всей семьей, с нашими детьми отправиться в круиз на нашей бодрой Антилопе. Увидеть древнюю, загадочную, в пыли веков Среднюю Азию – дикую Киргизию и просвещенный Узбекистан, посетить жемчужину Востока – Самарканд. Ну и, конечно, навестить тетю Женю с ее многочисленным семейством. Я углубился в Атлас Автомобильных Дорог (в те, безинтернетные времена этот Атлас был главным источником информации) и обнаружил, что добраться до Сузака можно одним из двух путей. Долгий, кружной, через Ташкент, Ферганскую долину и далее. Но был и другой путь – напрямки, через перевал, обозначенный в Атласе красным крестом с цифрой 2950, в смысле, высота перевала. Сами понимаете, я выбрал верный путь. Вот только красный крест как-то напрягал. Но моя Антилопа! Прыткая и вседорожная. Что для нее какой-то перевал? Какие-то три тысячи метров, и, проехав по трассе до селения Мерке, я бодро свернул направо, к горам, призывно голубевшим вдали. Хорошая, асфальтированная дорога, ну, немного пошарпанная, вела и звала, вдоль дороги зеленели яблоневые сады, было солнечно и жарко, и мы пели всей семьей:
Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.
Мы миновали село Сосновку. Горы все приближались, росли, загораживая горизонт. За Сосновкой дорога решительно пошла на подъем. Я переключился на третью передачу. И сразу кончился асфальт. Нет, дорога была проложена, езженная, но щебенка, мелкая и крупная. А горы вдруг приблизились, отвесно обступая и синея, а дорога все забиралась круче и круче. Я переключился на вторую передачу. Мы уже не пели, вглядываясь в стену гор. Склоны гор загораживали солнце, и было непонятно, как можно пробиться через эту крутизну. А дорога уже шла по узкой долине, она вздыбилась, превращаясь в серпантин. На второй передаче моя антилопа уже не тянула, и я переключился на первую. Крутой поворот налево, машина карабкается из последних сил, небольшая передышка, снова заход вправо, и в лобовое стекло – только небо, безнадежное и блеклое. Мотор ревет из последней мочи, вентилятор включен на полную мощность, но стрелка термометра неуклонно ползет к красной черте. Я понимаю, что если остановлюсь, то не смогу тронуться вперед – слишком крутой подъем. А если заглохнет двигатель, то никакой ручной тормоз не удержит машину на этой крутизне, она поползет назад и, неуправляемая, переворачиваясь и кувыркаясь, полетит в пропасть, зияющую справа. Пот заливает мне глаза. А дорога сузилась, случись встречная – не разминуться. И это будет конец. Но нет конца бесконечным петлям серпантина. Только вот какой дурак кроме меня сунется на эту гибельную дорогу? И кой черт понес меня сюда, где нет возврата, а только вперед, из последних сил. Еще одна петля серпантина, стрелка термометра уже вплотную приблизилась к красной черте. Будет ли конец этим петлям? У меня уже нет мочи!
Небо вдруг распахнулось, и горы расступились. Седло перевала и широкая площадка на нём. Я вылез из машины на негнущихся, подламывающихся ногах. Наши дети, Вера и Сережка катались на своих заднюшках по склону, покрытому снегом. Вот так, внизу – жара под тридцать, а здесь снег. Я подошел к обрыву и глянул вниз. Неужели это я, это моя Антилопа-Гну сумела вскарабкаться по этой отвесной крутизне?
Дорога с перевала бойко шла вниз, на плато Сусамыр. Мы заночевали в палатке на берегу журчливой горной речушки Чичкан. Горел костерок, в котелке булькало варево, беспросветная южная ночь окружала нас, наша машина, остывая и отдыхая от пережитого напряжения, тихонько вздыхала. А в небе горели невиданно-огромные, яркие южные звезды. И я думал, что, только пережив испытания, на грани возможностей, начинаешь осознавать, насколько прекрасен этот мир, дарованный нам… Богом? Или мы сами выбираем эти дороги?
РАССКАЗ ТРЕТИЙ, ПРОЩАЙ, АНТИЛОПА!
Мне позвонил из Алма-Аты наш главный механик Друбич:
– Слушай, тебе выделена автомашина. ВАЗ- 2101. Из фондов Министерства. Я сам для тебя пробил, так что с тебя бутылка. Сам знаешь, что я пью только армянские коньяки. А разнарядку я тебе высылаю.
Я повесил трубку и задумался. Новенький жигуленок – это же ценность! Только где взять деньги, без малого, пять тысяч, я еще со Степаном до конца не рассчитался. К тому же Антилопа, за эти годы ставшая родной и близкой. Что с ней делать? Мозги вправил мне Гена Кузьмин.
– Отказываться от жигулёнка – это быть последним дураком. А Антилопу нужно продать.
– Как продать? – наивно спросил я.
– Да очень просто. Узбекам.
– Каким узбекам? – недоумевал я.
– Ну, Вы просто как дитё малое. Слушайте сюда. Продать машину у нас в Джамбуле, конечно, можно, но сколько Вы за нее выручите? От силы, семь тысяч. Нормальные мужики продают свои тачки в Андижане. Там всеазиатский рынок, у узбеков денег много больше, чем у наших, и машину Вашу с руками оторвут, думаю, за восемь с половиной, а то и девять.
Я взял Гену в помощь себе, неопытному, и мы отправились в путь.
Андижанский автомобильный рынок, точнее, базар, так уж сложилось по каким-то неведомым причинами, был самым известным и крупным в Ферганской долине. На окраине города, на обширной грязной площади, основательно утоптанной автомобильными шинами, узбекскими чувяками и копытцами ишаков, стояли машины на продажу, в основном, Волги и Москвичи. Новомодные Жигули не пользовались успехом в
