Его запах после дождя - Седрик Сапен-Дефур
А еще есть люди, которые сидят на земле на обочине жизни, которая бьет их и бьет. Под вонючей дерюгой на двоих они просят монетку, чтобы напиться с тоски и накормить свою собаку. Эта собака – их последняя связь с людьми, собака сторожит их, как беззащитных, а они такие и есть. Что у них общего с богатой дамочкой и ее болонкой? А общее есть – любовь к своим собакам, и эта любовь сближает самые несближаемые противоположности на нашей земле.
Х
Вот уже не одну неделю немалая часть моего времени уходит на воспитание Убака.
Не уверен, что слово «воспитание» в данном случае годится. Скажу иначе, день за днем я осуществляю намерение облегчить нам обоим жизнь, внедрив в нее тот минимальный порядок, без которого не на что рассчитывать даже самому незначительному беспорядку. Мои притязания крайне скромны – Убак должен быть чистым, он должен всегда (или, так и быть, почти всегда) прибегать, когда я его зову, он не должен выражать свою приязнь к людям, прыгая на них, потому что такое проявление нежности вызывает у них противоположные чувства: люди пугаются, сердятся, отбиваются и еще больше укрепляются в своей нелюбви к собакам. Обучая Убака, я стараюсь как можно меньше им командовать. Мне хочется, чтобы мой пес больше понимал, чем повиновался, – именно такое незатейливое пожелание я хотел бы положить в основу наших взаимоотношений.
И со временем мне все чаще стало это удаваться. Мы с Убаком взаимно совершенствуемся. Я ко всему, что бы он ни делал, отношусь с неистощимым терпением, а он – так мне кажется – тоже старается сделать мою жизнь легкой и приятной. И порой мы обходимся без малейших сучков и задоринок, будь это год буквы «П», я назвал бы его Полироль. Каждое его достижение мы достойно отмечаем. Окружающие говорят, что Убак – собака с легким характером, я предпочитаю другое определение – он собака с умной головой. Теперь нам удается погулять по берегу Лак-дю-Бурже, не затеяв веселой драки и не получив очередного штрафа от городских властей. А это немалое достижение, так как здесь живет очень много пенсионеров, которые, обзаведясь особыми увеличительными стеклами, любую муху превращают в огромного слона. Для меня загадка, почему люди преклонного возраста с неминуемыми болями, хворями и очень серьезными тревогами не защищаются от мелких неудобств житейским наплевизмом, который по-другому можно именовать мудростью?
Но случаются и другие дни, обычно как раз когда я очень спешу, и – ну настоящая катастрофа! – ничего не работает. Я зову, зову, и все без толку, такое впечатление, что ухо моей собаки не способно уловить звук моего голоса.
У меня есть глубокое убеждение, что подростковый возраст проживают не одни только люди. И вот я бегаю за Убаком, чтобы выразить ему свое недовольство, а ему так нравится, что я бегаю… Я с силой потянул тапок, который он не захотел мне отдать, а он решил устроить веселую игру в перетягивание каната. Я спрятался за куст и громко всхлипываю, надеясь, что Убака встревожит мое отсутствие, но недоумевают только гуляющие дамы, они очень пристально и внимательно меня разглядывают. Я темной ночью пляшу от радости, поздравляя Убака с двумя «колбасками», появившимися на снегу, на свежем воздухе, а не в комнате на полу. Я его обнимаю и тормошу, как всегда, когда у него очередной успех, устроив своим не слишком довольным соседям целое шоу звука и света. Но две другие на следующий день я убираю так, чтобы он не заметил, не хочу, чтобы он считал, что я рад им, как подаркам на Пасху.
Я совершал все неминуемые ошибки, впадал в детство, и мы вместе росли.
Убак учился, и я тоже. Я старался быть справедливым, ровным и адекватным, одним словом воплощенной богиней Фемидой. Я полагался больше на поощрения, чем на наказания, моя преподавательская профессия показала мне выгоды поощрений и специфику наказаний, они необходимы, но их воздействие ограничено. По отношению к собакам такой подход безусловно оправдан. Наказывая за нежелательное, не получишь как по мановению волшебной палочки желаемое: эмоциональные натуры не в ладах с логикой. Я двигаюсь наощупь: не выгоняю и не бью. Говорят, что для собаки самое тяжелое наказание – это когда ее выгоняют. Пошла вон! Никогда я не скажу такого своей собаке. А что, если она меня послушается?
Если я вывожу Убака на улицу, а сам остаюсь в доме, он сразу же садится и неподвижно сидит в садике величиной в половину квадратного метра. Он сидит возле стены, как монумент, прямой и горделивый, презирая все мячики на свете. Потом начинает понемногу елозить по стене спиной и затылком, думаю, призывая собачьих духов-помощников, чтобы между кирпичей открылся невидимый проход. Самое невероятное, что его усилия не пропадают даром – дверь практически всегда распахивается. Целеустремленность Убака, похоже, не идет ни в какое сравнение с твердостью моих намерений. И он снова получает возможность заняться своим любимым делом, которое мне вовсе не неприятно, – работать всеми силами над сокращением расстояния, которое нас разделяет.
Часто я невольно спрашивал себя, как поступила бы на моем месте Фемида, мать Убака, среди своего потомства – двенадцати сыновей и дочек; как решилась бы проблема послушания в естественных условиях? Думаю, она незамедлительно поставила бы каждого на место, не тратя времени на увещевания и выжидания. Я понял, что моя мгновенная реакция действует, когда рявкнул со всей силы, испугавшись за него посреди улицы, по которой он шествовал так, будто автомобиль еще не изобрели. Услышав мой окрик, Убак встал как вкопанный, он понял – я с ним не играю, его остановил мой страх. Когда же он поймет, что и он смертен?
Еще я учился у ребятишек. Я не раз изумлялся, до чего Убак послушен их тоненьким голоскам. Рассуждая по-своему, по-человечески, я решил, что он просто-напросто хочет сделать им приятное, потому что, как утверждает полезная книга, собака очень хорошо чувствует ранг того, с кем имеет дело. Но потом я понял: нет, дело в том, что ребенок не предполагает отказа, он уверен в своем всемогуществе, он не подточен сомнениями – когда он говорит Убаку: «Сядь», – в воздухе не витает возможность того, что Убак не сядет. И Убак садится. Теперь я тоже прибегаю к источнику их силы – к уверенности. Нужно верить в то, что говоришь, в то, что делаешь, в желания, которые выразил словами. В общем, верить в себя.
В субботу утром больше из праздного любопытства, чем из стремления узнать что-то полезное, я отправился с Убаком через туннель дю Ша посмотреть, что представляют из себя находящиеся в том районе курсы по собачьему воспитанию. Толпа народу, множество самых разных собак и самых разных людей тоже, кто в военной форме, кто в сандалетах. Мне показалось, что собаки рады тому, что их вывели, некоторые военные тоже выглядели довольными. Со всех сторон перекликались друг с другом команды «Стой», и я подумал про себя, что эти приказы – противоположность тому, ради чего в нашей жизни появляется собака. Инструктор, переполненный тестостероном, подошел ко мне и рассказал о работе школы. Само собой разумеется, Убак предоставил ему все основания для прохождения длительного курса обучения: он был сама анархия, сама непосредственность, та самая непосредственность, без которой взаимоотношения человека с собакой не имеют никакой ценности, та непосредственность, какой живет вся природа, непосредственность, какая больше не в моде в нашем современном мире, – я думаю, вы понимаете, о чем я говорю… Я нахожу ее очень привлекательной, непредсказуемой, симпатичной – безусловно, неожиданной в нашем обществе, потому что от нее немного веет воинственностью и невоспитанностью. Очевидно, общение со мной убедило инструктора в том, что я вообще ничего не понимаю, и он решил просветить меня другим образом, стал говорить, что в наших отношениях с Убаком я ведущий, а он ведомый, говорить о начальстве, о страхе перед ним, о пинках под зад. Мало-помалу я понял, что как учитель он
