Его запах после дождя - Седрик Сапен-Дефур
Мы с Убаком гуляем. Много. Иногда целый день. Идем, останавливаемся, валяемся на траве, мочим в ручье ноги, садимся и перекусываем, ведем бродячий образ жизни, ни дать ни взять какая-то послевоенная книжка. Да, это именно то самое: бродить с собакой – значит уйти и смотреть на неизменное (воду, леса, болота) и, собственно, точно не знать, ты в 1950-м, или в средних веках, или, может быть, ты из выживших и находишься в 3018. Мы с ним вообще-то никуда не направляемся и ни от чего не убегаем.
Когда ты с собакой, ни время, ни пространство не главные. И прогулка вовсе не времяпрепровождение, это времябытование.
Мы бродим, и Убак знакомится с другими земными жителями, но они все как будто уже были между собой давно знакомы. Удивить может только скорость их перемещения. Убак увидел ящерицу, полевку, еще какую-то живность, он поднимает голову, хочет убедиться, что я их тоже вижу. Он хочет поделиться чудесами и, когда снова опускает взгляд к своей находке, очень удивлен, не найдя ее на том же самом месте – месте их первой встречи, не понимает, что случилось, и спрашивает у меня. Меня забавляет его простодушие, но как не позавидовать его убежденности, что любой предмет нашего восторга и удивления заслуживает того, чтобы замер весь мир и мы им насладились сполна. Полевка уже присела в пяти метрах слева, она вовсе не согласна с желанием Убака останавливать миры, но он никогда от него не откажется, и, наверное, по этой причине он так любит моллюсков.
Я вожу с собой Убака повсюду, и в горы, и в бистро. Иногда это само собой разумеющееся, иногда оказывается лишним. Если для наших друзей-собак вход куда-нибудь запрещен, я сразу понимаю, что это место не заслуживает того, чтобы мы его посещали, оно самое скучное в мире. Официант, который принес Убаку миску с водой, мне очень нравится: и он сам, а заодно и кафе, в котором он работает.
Свои дни я предлагаю Убаку без малейших изъятий и был бы рад, если бы он не пугался громогласного торговца рыбой на рынке и не скучал, долго сидя в тишине, когда я читаю. Я всегда изумлялся, когда видел: вот человек входит в магазин, а его собака послушно ждет на улице, человек выходит, и они как ни в чем не бывало уходят вместе. Я над этой проблемой пока работаю. Я заказываю себе у булочника багет и кричу ему, что зайду за ним. В продуктовых магазинах на выходе непременное вознаграждение, в книжных магазинах необязательно. Я привожу Убака даже на уроки, мои ученики зовут его Тупак[39], и он для них король. В день, когда появляется инспектор в галстуке, мне достаточно сказать ребятишкам, чтобы они насчет Тупака помалкивали. Мы экспериментируем по части беспорядков и опасностей тоже, а разве бывает по-другому, если речь о любви всерьез? Мне нравится думать, что мы с ним вместе навсегда, что у нас с ним копятся разные небольшие истории. Убак раздвинул пространство моей жизни, у меня уже появились воспоминания, места, связанные с ним, мгновения, иногда короткие, а иногда затяжные, но пока я не знаю, что от них останется на потом. Будущее кажется радостным, полнота чувств, разнообразие эмоций обещают мне счастливые годы, но я занят сейчас, сегодня, у меня множество радостей.
Чтобы обучиться разлукам, мне случается иногда оставлять Убака у друзей. А когда мы снова встречаемся, я всегда делаю вид, что я нисколько не тревожился, как бы с ним чего-нибудь не случилось, и что он полюбит кого-то так же, как меня.
Моя жизнь стала очень счастливой. А собственно, почему бы ей такой и не быть? Хорошие новости цепляются одна за другую, можно подумать, что счастливый человек собирает счастье повсюду, где оно только есть. А есть ли настораживающие намеки на то, что счастливый поток может обмелеть? Я об этом не знаю. Мне на это плевать. Радость умирает под ощупывающими пальцами. Сейчас вот так, и это здорово.
Вот уже не один месяц я участвую в эксперименте и чувствую, что собака в качестве компаньона ощутимо изменила мою социальную жизнь.
С точки зрения логистики моя жизнь усложнилась, так как возникла необходимость вписать в нее нужды моего Убака – гигиенические прогулки и его органическое неприятие одиночества. Но, с другой стороны, моя жизнь стала гораздо приятнее, позволив мне – и я очень этому рад – устраивать побеги от действительности. Мы с Убаком бродим по лесным тропинкам или по берегу реки и находим тысячу оправданий, почему мы сбежали от шумного мира.
Жизнь, пронизанная социальными взаимодействиями, требует от меня наблюдательности, опыта маркировки и пластичности. Среди моего человеческого окружения есть такие, кого радует, что к нашей родственной близости присоединилась еще и собака. Есть другие, они считают ее присутствие неуместным или пугающим. Но самые безнадежные вообще не подозревают о существовании собак. Но я должен сказать, что с появлением собаки жизнь становится четче, ее присутствие облегчает сложные выборы, помогает избавиться от камешков в обуви, которые без нее казались бы неодолимыми горами. Так вот, я сказал «нет» удовольствиям, которые еще вчера были мне совершенно необходимы, я не отрекся от них, они у меня как земля под паром. И если я держу себя подальше от захватывающих увлечений, которые могли бы стать всепоглощающими, то у меня вместо них теперь имеется свобода выбора, и я ею пользуюсь.
Гуляя, мы с Убаком встречаем множество других собак, которых хозяева постарались приспособить к своим вкусам. И я себя спрашиваю: что у них за любовь? Разговаривают ли они друг с другом? Уверены ли (да, и они тоже!), что их история уникальна?
Мы встречаем грудастых бабулек, их обожание выражается в обилии розовых финтифлюшек на собаке, оно граничит с помешательством и делает подозрительным само понятие любви. Как только они видят Убака, они подхватывают сумку и свое сокровище в кружевах и вместе с ним громко верещат. Встречаем неонацистов, идут грудь колесом, изображая мускулы, которых нет. Они верят, что, глядя на их мускулистых поджарых собак, и про них люди подумают, что они такие же сильные. Есть охотники, они держат своих собак в клетках в два квадратных метра и выпускают на волю в дни, когда предполагается смертоубийство. Видишь иной раз, как собака сидит рядом с хозяином на стуле, эти явно путают демонстрацию чувств с самими чувствами. Иной раз встречаешь людей, которые возводят собаку в перл создания: вот он, образец человечности, собаки во всем и всегда гораздо лучше, чем мы. Но пустые словесные восхваления не помогают животным в человеческом мире, они им мешают. При чем тут места? Никто не выше и не ниже. А я? Имею я право утверждать, что моя любовь к собаке лучше? Лично я думаю, что не стоит превращать собаку в свое зеркало, обустраивать для нее мирок, который сам считаешь прекрасным, и делать ее повелителем этого мирка. Мне кажется, что человек, выполняющий свои обязательства перед животным, называемым собакой, поступает следующим образом: в дни, когда представляется такая возможность, он ведет свою собаку с прекрасным именем горного склона в горы, и там среди уходящих в небо высот они оба, он сам и его товарищ другой породы, освободившись от поводков, наслаждаются общением с миром и друг с другом. И человек видит в этом свою самую большую отраду.
Однажды я сказал Убаку, чувствуя искреннее желание покаяться:
– Знаешь, я думаю, что мы вас приручили для того, чтобы вы гладили нас по шерстке.
И мне показалось, что я нашел правильное определение. Убак поднял лапу, и разговор был закончен. Собака не станет заботиться о последнем слове, но всегда сумеет заткнуть вам рот.
К счастью, есть и другие люди на свете, и таких гораздо больше. Они любят свою собаку за то, что она есть – живое существо, такое близкое, так
