Человек обитаемый - Франк Буис
— С тобой что-то не так?
Калеб прижал ладонь к пояснице.
— Спина болит, — ответил он.
— Хочешь, я посмотрю?
— Давай.
Калеб снял куртку и подошел к креслу, в котором сидела мать. Он повернулся к ней спиной и поднял свитер. Она даже не прикоснулась, как вдруг он почувствовал тепло, разливающееся от ягодиц до самых плеч.
— Вот и все, — сказала Сара через какое-то время.
— Спасибо.
— Что с тобой случилось?
— Упал.
— И как же ты умудрился?
Калеб сел на край кровати, снова всматриваясь в лицо матери. Шум вертолета разрезал тишину. Калеб выждал, пока тот приземлится и лопасти перестанут вертеться, и только потом ответил:
— Разбирал старый колодец на камни, собирался его засыпать.
Сара схватилась непослушными руками за подлокотники, приподнялась на несколько сантиметров и тут же рухнула обратно, изнуренная этим усилием. Морщины разрывали ее лицо, словно она корчилась от боли.
— Я ничего не засыпал, если это тебя беспокоит, — сказал Калеб.
Сара с вызовом посмотрела на сына, по-прежнему сжимая ладони.
— С чего вдруг мне беспокоиться?
— Колодец не высох, как ты мне все время твердила. И он довольно глубокий — я измерил.
Сара указала на Калеба пальцем, словно прицелившись.
— Никто не должен приближаться к этому колодцу, — произнесла она.
— С чего вдруг ты так завелась? Я просто подумал, что его можно использовать для поливки сада.
— Там на дне скопилась дождевая вода — вот и все.
— Там не дождевая вода.
— Откуда тебе знать?
— Я набрал ведро: вода чистая, наверняка из источника поблизости.
— Ты ошибся, эта вода не может быть чистой. — Я даже спустился проверить.
Глаза Сары, похожие на два ржавых болта, прикрученных гайками, уставились на Калеба.
— Ничего там не трогай, слышишь?!
Калеб выдержал взгляд матери.
— А что там?
— Не прикидывайся.
— Откуда там на дне останки?
— Ты их хотя бы не трогал?
— Нет, — соврал Калеб, который прихватил оттуда череп. — Как в колодце очутился баран?
Пальцы старой женщины отпустили подлокотники. Она сложила ладони на коленях, чтобы сдержать дрожь, и варикозные вены на голенях напомнили Калебу причудливые обрубленные корни.
— Баран… — повторила она в смятении. — Твой дед когда-то выкопал этот колодец. А потом туда упал баран и сломал себе шею, так что пришлось его пристрелить…
— Почему он до сих пор там?
— Никто не имеет права по собственной воле менять ход вещей или место происшествия.
— Не понимаю. Баран туда угодил до того, как появилась каменная кладка.
— И что с того?
— То есть дед достроил колодец?
— Для людей же существуют могилы.
— Почему ты никогда не рассказывала об этом?
— Я бы рассказала.
— Когда?
— Сегодня, я полагаю.
Затем Сара сжалась, как побег папоротника, вернувшийся к исходной форме. Именно этот образ матери, сидящей в коричневом кожаном кресле, всплыл в памяти Калеба, а еще сцена, когда она в соломенной шляпе с темной лентой, в черном платье, скрывающем тело от лодыжек до запястий, энергично полола грядки со свеклой. Ребенком Калеб часто играл с кузнечиками и чинил препятствия из комков земли на пути насекомых. Время от времени он посматривал на мать, но она в ответ — никогда. Ему казалось, будто он приглядывает за ней, за тем, как старательно и упорно она очищает землю от сорняков. Ему казалось, будто она находится на своем месте, где у нее есть возможность воздавать почести на огромной могиле, которой являлось это равномерно украшенное поле. Словно Сара своими руками вырывала прошлое, стараясь помешать ему вырасти, словно этими повторяющимися жестами она уничтожала саму историю. Единственная история, которую нужно запомнить и сохранить, таится в циферблате. Он околдован сдержанным движением одной стрелки — стрелки крови. Лишь разбив стекло, можно остановить ее ход и отомстить за слабость, за медлительность, за то, что не поступил так ранее. Даже самые искусные виноделы не в силах разбавить кровь. Сара не смогла противостоять тому, что текло в ее жилах и разъедало изнутри.
Сара подняла голову и откинулась в кресле. Никогда Калеб не видел ее такой уязвимой.
— Они говорят, что мне нельзя возвращаться на ферму, что нужно отправить меня в дом отдыха — так они это называют. Но я хочу домой.
— Пусть болтают…
— Они говорят, что у меня снова может случиться приступ, я стану для тебя обузой.
— Это касается только нас с тобой.
Теперь казалось, будто Сара отчаялась.
— Пообещай мне, что этого не случится.
— Этого не случится.
— Вот сейчас я тебе верю.
Гарри
Когда Гарри осматривал чердак, фонарь начал помигивать. Стоило все предусмотреть на случай отключения электричества и съездить в деревню за батарейками. К испытанию непроглядной темнотой он еще не был готов.
София удивилась, увидев его в магазине. Она отметила, как он изменился: перестал бриться, а всего за несколько дней под редкой щетиной наметились впалые щеки. Гарри купил батарейки и две упаковки свечей.
— Нет света?
— Это так, на всякий случай.
— Вы правы, зимой тут часто вырубает электричество.
— Никто из местных не терял собаку?
— Нет, а что?
— Вчера одна забрела ко мне во двор. Я подумал, что это питомец одного из соседей…
— Каких еще соседей? — резко переспросила девушка.
— Из фермы напротив, я попытался отвести собаку туда.
— Вы поднялись на самый верх?
— Нет, пес и не подумал следовать за мной. Может, вы там кого-нибудь знаете?
— Нет, никого.
— А я думал, что в деревнях все друг друга знают.
Девушка нервно сложила покупки в бумажный пакет.
— Вам что-то еще нужно? — Вопрос прозвучал, словно резко захлопнувшаяся решетка.
— Нет, это все.
— Если вам вдруг хочется кофе, то кофеварка сегодня сломалась.
Гарри оплатил покупки, не сводя глаз с Софии.
— Мне показалось, будто по дороге пес испугался.
Девушка протянула ему пакет.
— Надо почаще прислушиваться к животным, — ответила она бесцветным голосом.
Гарри отправился домой. Решетка радиатора рассеивала густеющие обрывки тумана. Всю дорогу до Лё-Белье он прокручивал в голове слова девушки, вспоминал ее неловкость при упоминании соседей. Настаивать было бесполезно — он бы только спугнул Софию.
Оказавшись во дворе, Гарри увидел сидящего под дверью пса. Писатель припарковался у амбара, а когда вернулся, собака не сдвинулась с места. С хвоста и по обе стороны головы свисали сосульки. На этот раз Гарри впустил пса в дом. Долго уговаривать не пришлось: тот сразу улегся у печи, словно у себя дома.
Все следующие дни туман набирал силу. Округа замерла, и даже снег отказывался падать. Пространство наполнялось лишь двумя состояниями воды: твердым и газообразным. Время
