Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Он возвращается из ванной с влажной салфеткой. Правда, теплой. Она вся сжимается в ожидании, что сейчас кровать просядет от его веса. Ох!
Если ты в ближайшее время не поправишься, нам придется изменить наши планы, говорит Хьюго.
Забудем о поездке в Анды. Забудем про Ибарру, она на такой же высоте, как Кито. Если удастся взять билеты, то полетим в прибрежный город Гуаякиль, это уровень моря. А еще надо забронировать отель в пик сезона.
Джессалин протестует: она против того, чтобы он менял свои планы. Он проделал такой долгий путь, взял аппаратуру… две дорогие фотокамеры, причем одна довольно тяжелая. Плюс складной треножник в рюкзаке.
Джессалин уверена: с ней все будет в порядке. Надо только лежать неподвижно, не двигая головой, с закрытыми глазами. Никого не видя, ни с кем не разговаривая. Какая ужасная болезнь. Словно в тебя влили грязную воду, заполнившую легкие и кишки. Тебя и всю твою жизнь выворачивает наизнанку. О чем она не может говорить со своим компаньоном, эта болезнь – ее секрет, у него же (она уверена) от нее тоже есть секреты. Но она надеется, что болезнь ее отпустит, если не сопротивляться и побыть одной.
Эта болезнь каким-то образом связалась с кладбищем в тот памятный вечер. С надгробием: Джон Эрл Маккларен. Как отчаянно вдова тогда искала пропавшего мужа в промокшем холодном месте без названия!
А Хьюго продолжает настаивать, что не может оставить ее одну. Какая глупость.
До чего же громко звучит его голос в темной комнате. Мигрень только усиливается, Джессалин обливается потом. От изнеможения сама мысль о том, чтобы доплестись до ванной и принять душ, делает ее вдвойне беспомощной.
Свежие белые простыни за сутки превратились во что-то мокрое и липкое, пахнущее ее (больным, горячечным) телом. Стыд какой. Мужчина, признающийся ей в любви, лежит рядом на кровати и держит ее за руку, пытаясь успокоить, тогда как она заслуживает не покоя, а настоящей боли, которая сменится забвением.
Что еще? Что он сказал? В его голосе прозвучали нотки отчаяния.
Он хочет, чтобы она поела! Он, подумать только, принес в номер поднос с едой. Но она даже думать не может о еде. От этих запахов ее начинает тошнить.
Оставьте уже меня одну!
Ее вина. Она это заслужила. То, что она здесь, в отеле, в старом «колониальном» квартале Кито, в Эквадоре. Она прилетела сюда с мужчиной, который ей не муж, но он признался ей в любви, даже если (такой же) ответной любви нет. Этого мужчину не одобряет ее семья. Еще никогда Джессалин не поступала так безрассудно, так недальновидно.
Это же Уайти ей сказал: Брось кости, дорогая!
Она откладывала прививки (от тифа, желтой лихорадки, гепатита А, малярии) до последнего, сделала их за две недели до вылета, из-за чего (возможно) и случились побочные эффекты: лихорадка, тошнота. Хэммондский врач был сильно удивлен: «Джессалин, зачем вы летите в такую даль?» Она, как и Уайти, была пациентом доктора Ротфельда на протяжении многих лет.
В такую даль. Не пойми с кем.
Запинаясь, она ему сказала. Кажется, даже с оттенком гордости. В Эквадор? На Галапагосские острова? Врач смотрел на нее так, словно видел в первый раз. Седая женщина! Всего год как овдовевшая!
Видимо, до Ротфельда еще не дошли слухи о ее латиноамериканском любовнике, потому что он стал спрашивать, едет ли она в круиз с друзьями, и в этой неловкой ситуации Джессалин дала ему понять, что да, на «Эсмеральде». А про себя с улыбкой подумала: он, наверно, представил себе шикарный круизный лайнер для вдов.
Хьюго выглядел оскорбленным, обиженным. Она просит его ехать, оставив ее в номере. Вот какого невысокого она о нем мнения: он способен бросить больную подругу в незнакомой стране, языка которой она не знает…
Неужели ее муж так с ней поступил бы? Нет? Тогда почему она считает, что он, Хьюго, так поступит? Впервые за время их знакомства он говорил с ней резко.
Ну вот, я все испортила. Оскорбила его до глубины души, уничтожила его драгоценное чувство ко мне.
Какая боль. Словно в черепной коробке разбили тарелку и осколки впились в мозг.
Прости меня, Хьюго!
Нет сил плакать. Ее накрыла черная волна.
Куда он ушел? Она с трудом разжимает веки, в комнате пусто.
И все же облегчение, что она одна. Мужское присутствие в таком состоянии ей невмоготу, ощущение подавленности, истертости. Он высосал из комнаты весь кислород.
И что еще хуже, ее печаль, ее скорбь. Ее одиночество, которым она так дорожила.
Только в полной тишине одиночество к ней возвращается, своего рода бальзам.
Джессалин раздавлена, она его оскорбила и прогнала. Что, если он не вернется? Как ей тогда быть? Без него она беспомощна на краю земли.
Уайти никогда бы не оставил ее в отеле в таком состоянии. Ему бы такое в голову не пришло.
А вот она его оставила.
Именно сейчас, в разгар болезни, она осознала, что невольно предала мужа. Бедный Уайти умер – «отошел в мир иной», – а ее, Джессалин, не было рядом, чтобы подержать его за руку и успокоить. Да, она находилась в больнице, но, когда ее пустили в палату, было уже поздно: температура подскочила до 104,1 градуса по Фаренгейту[52], и сердце не выдержало. Живым она его уже не застала.
Когда она вошла в палату, все было кончено. Медики уже обслуживали мертвое тело. Извлекли трубки и иглы капельницы из замученных вен. Отключили аппарат, отслеживавший работу важных органов. Его жизнь оборвалась так внезапно, что Джессалин даже не успела попрощаться.
Оставила ли душа бренное тело? Находилась ли она еще в палате, заблудшая, потерянная, в ожидании, когда она с ним заговорит?
Господи. Что я наделала!
Ее охватил ужас. Она покинула мужа в минуту, когда он в ней так нуждался.
Эта болезнь – расплата. Вот зачем она сюда прилетела.
Колокола на время приутихли. Полуденный зной накатывает на закрытые ставни, вот вам и январское солнце в Эквадоре. Джессалин лежит неподвижно на жестком матрасе, слушая крики птиц. Интересно, какие они? Экзотические, с яркими перышками? Попугаи? Какаду?
Она прогнала любящего ее мужчину. Есть в ней что-то безрассудное и эгоистичное, как ни горько это признавать.
По реке мимо отеля проплывает байдарка. Уайти, где ты? В темной комнате ее рука тянется к его руке.
Она сидит в байдарке, как это ни удивительно. Она их всегда боялась! Одно резкое движение, потеря равновесия – и байдарка перевернулась.
Дети спустили на воду байдарку и обычную гребную лодку. Уайти просил ее не смотреть из окна, чтобы не переживать. Мальчики управляются с байдаркой не хуже отца. Он часто посмеивался над женой, с нежностью.
Новый поворот: если Уайти будет крепко держать ее за руку, а она
