Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Мужчина, лица которого она не видит, настоятельно спрашивает ее:
– Дорогая, ты можешь открыть глаза?
Сжимает руку, словно желая ее успокоить. Перед спуском вниз: двести крутых каменных ступеней. Она лежит неподвижно в незнакомом месте, на жестком матрасе, пытаясь как-то дышать. Невозможно открыть глаза – даже слабый свет заставляет ее вскрикивать от боли.
Трезвон церковных колоколов, где-то совсем рядом. Буйный, оглушающий, словно это сошедшие с ума ветряные колокольчики.
Сказочное место. Сказка, в которой что-то пошло не так.
Ты это заслужила. Как ты осмелилась бросить нас?
За окном красивого отеля «Кито» – столица Эквадора. Исторический центр старого города инков в Андах на высоком холме, разноцветные крыши. Ночной кошмар сбившихся в кучу лачуг, узеньких улочек и багряной бугенвиллеи – тропических цветов, неведомых в северном штате, где Джессалин прожила всю свою жизнь.
Он сказал, что хочет ей показать мир в своей первозданной красоте.
Накануне она успела лишь увидеть церковный шпиль вдали, когда началась эта страшная мигрень. Но тогда ежечасный и острый как нож церковный трезвон еще не терзал ее, как нынче.
Потрясающе красиво! Но какой разреженный воздух!
Ее компаньон (еще не муж) болтал и шутил с таксистом, доставившим их из аэропорта в отель, а затем с менеджером и служащими на языке, которого она не понимала. Все были очарованы смуглым гостем из Соединенных Штатов, болтающим на их языке, как на родном. А она, белокожая американка при нем, только глупо улыбалась, непонятно на что рассчитывая.
Мама, откажись от этой авантюры. Скажи Хьюго, что ты с ним не поедешь. Эквадор – это же бог знает где. А вдруг там с тобой что-то случится?
Мы все будем очень волноваться за тебя, мама.
Утренний план: сначала посетить старейшую церковь в шаговой доступности, а потом одолеть двести могучих ступеней и подняться к заброшенной каменной часовне, откуда (как им обещали) откроется muy espectacular[50] вид на город. Но эта бесконечная ночь, когда невозможно дышать, превратила ее в полутруп.
Горная болезнь! Кито находится на высоте трех тысяч метров над уровнем моря. А Хэммонд, штат Нью-Йорк, на высоте примерно сто пятьдесят метров.
Не может дышать, ясно мыслить. Болят глаза. Где она?
Хочется с головой накрыться подушкой, чтобы уже не слышать этого трезвона. Но даже на такое простое действие нет сил.
Мужчина всерьез озабочен ее состоянием. Обращается к ней с настойчивыми вопросами, которых она не понимает. Даже вслушаться требует больших усилий, какое там ответить.
Хьюго закрыл ставни. До чего же слепящее и безжалостное эквадорское солнце в пятнадцати милях от экватора! Они оставили позади непрозрачное январское серое небо и пропутешествовали почти весь вчерашний день, чтобы оказаться под раскаленно-голубым небосводом Южного полушария.
Пять градусов по Фаренгейту в Хэммонде, семьдесят два градуса здесь[51]. Их план: три дня на материке, а потом перелет на Галапагосские острова, где они пробудут девять дней. В Кито Хьюго арендовал машину с шофером, чтобы посмотреть экваториальный монумент La Mitad del Mundo («Середина мира»), оттуда съездить в Ибарру, городок в Андах, и провести там сутки, прежде чем вернуться в Кито, а затем махнуть на Галапагосы.
Ей не хватает воздуха, небывалая мигрень парализует тело. Мозг словно раздувается и давит на черепную коробку. Горячее тело покрыла испарина, а давление на тело постепенно нарастает.
Страх умереть в далекой стране. В трех тысячах миль от дома.
Хьюго, завзятый путешественник, хорошо знакомый с проблемами высотной болезни, снабдил ее таблетками ибупрофена и бутилированной водой. (Впрочем, любая питьевая вода здесь должна быть бутилированной. И никаких кубиков льда!) Накануне отъезда он купил по рецепту диамокс для Джессалин и для себя: одна капсула перед вылетом, вторая по прилете в Кито и третья, которую Джессалин проглотила с огромным трудом, сегодня утром.
Боится, что ее вырвет, что она испачкает простыни. В таком замечательном номере! Обслуживающий персонал принес и другие средства для больной сеньоры: странноватый на вкус чай из листьев какао и батончик горького шоколада.
Но ничто не помогало. Чай стекал по подбородку, глотать такое невозможно. От одного запаха черного горького шоколада ее затошнило.
Прости!
Она, конечно, сильно расстроила Хьюго, хоть он этого и не признает.
Поезжай один, сказала она ему. Со мной все будет в порядке.
Она будет отлеживаться в номере. В темной, но такой уютной комнате. (Еще бы не звонили чертовы колокола! Хотя бы ночью умолкнут.) Хьюго может сам съездить в Ибарру и там переночевать в гостинице. Она здесь в безопасности. (Хотя ей так скверно, что о собственной безопасности Джессалин сейчас не думает.) А к тому времени, когда он вернется, она уж точно будет себя чувствовать лучше, и они полетят на Галапагосские острова, как запланировано. Спустятся к уровню моря.
Но все это объяснить непросто. Язык онемел, слова кое-как выговариваются, и получается каша. Хьюго ее прерывает: Это не очень хорошая идея. Он не оставит ее, больную.
Ну пожалуйста! – взмолилась Джессалин. Мы проделали такой длинный путь, ты же будешь разочарован…
Еще раз – нет. Он не ребенок, чтобы разочаровываться.
Он уже бывал в Южной Америке, Тибете, Китае, Непале и неоднократно испытывал горную болезнь, только на бóльших высотах, от четырех тысяч метров. Принимал разнообразные средства, включая местные травяные настойки, и выкарабкивался. Для него Кито – это не так уж высоко, поэтому он не ожидал от нее такой болезненной реакции.
Наверное, у нее обезвоживание. Ей надо попить бутилированную воду, которую он ей принес.
Она предприняла храбрую попытку, но тут же захлебнулась и закашлялась.
Зазвонили колокола (опять). Отпевание, похороны?
Этому нет конца. Бесконечная череда похорон.
Колокола, в отличие от ветряных колокольчиков, не доставляют никакой радости. Вот ее наказание за немыслимый перелет в неведомое место в Андах.
Не хватает воздуха! Смутно помнится, как она взбежала по лестнице. (А такое было? Нет. Она медленно поднялась на лифте, в узорчатой позолоченной кабинке.) И все равно сбилось дыхание.
В комнате темно, точно в пещере. Глаза слезятся, зрачки расширены, как у загнанного зверя. Мужчина, желая ее успокоить, кое-как примостился рядышком на кровати. Высокий, неуклюжий, давит на нее всем телом. Хотя они еще не женаты, он то ли уже муж, то ли вот-вот им станет. Он берет на себя роль супруга: заботливого, участливого. Вот только кровать проседает под его весом, отчего ее головная боль усиливается. Он гладит ее лоб, ее влажные спутанные волосы.
Рука у него тяжелая и слишком горячая. Мозолистые пальцы запутались в ее волосах, и, отуманенная болью, она толком не понимает, кому они принадлежат. Лучше бы он ее не трогал! Но оттолкнуть его руку она не осмеливается.
Надо закрыть глаза и попытаться уснуть. Положить на глаза холодную влажную
