Дураки все - Ричард Руссо
Ладно, конечно, без невезения не обошлось. Более века назад минеральные источники в Бате загадочным образом иссякли, тогда как в Шуйлере по-прежнему бойко били из глинистых сланцев. Еще в Шуйлере был знаменитый ипподром, где проходили скачки чистокровных верховых лошадей, был прославленный Дом творчества писателей, Центр исполнительских искусств, престижный гуманитарный колледж (а в Бате только двухгодичный муниципальный) и с десяток модных ресторанов, где подавали всякую экзотику вроде медвежьего лука, что бы это ни значило. По части ресторанов Бат мог похвастаться разве что убогой таверной “Белая лошадь”, закусочной “У Хэтти”, пончиковой да новым кафе сети “Эпплбиз” у выезда на скоростную. Словом, в сумме – и с этим никто не спорил – полный экономический и культурный провал. Луна-парк на какое-то время внушил людям надежду, но когда она разбилась, горожане так глубоко погрузились в отчаяние, что даже перестали вешать жизнерадостно-оптимистичные транспаранты, превратившиеся в сомнительную примету Главной, последний из них гласил: “ДЕЛА В БАТЕ ИДУТ á”. Уныние становилось все глубже, пока Гас Мойнихан, университетский преподаватель на пенсии, – он в ту пору купил и как раз делал ремонт в одном из величественных старых викторианских особняков на Верхней Главной – не написал в газету заметку, в которой обличал пагубное пораженчество горожан и молчаливую тактику нынешних республиканских властей, каковую, по утверждению Мойнихана, можно было передать в одиннадцати словах: “Никогда, ни при каких обстоятельствах не тратить ни на что деньги”. Так почему бы не повесить над Главной один последний транспарант с надписью “Давайте жить в дерьме”, заключил он.
Заметка затронула за живое и сделала автора кандидатом в мэры. Даже противники Гаса вынуждены были признать, что он и его дружки, большинство “не отсюда”, провели избирательную кампанию с умом. Суть ее сводилась к следующему: “Давайте СТАНЕМ Шуйлер-Спрингс”. Вместо того чтобы соперничать с неприятным соседом, почему б не воспользоваться его близостью? Половине тех, кто летом приезжает на скачки и в Центр исполнительских искусств, не хватает мест и приходится селиться аж в Скенектади. Почему бы им не остановиться в Бате? Да, курортный отель “Сан-Суси” с его почти тремя сотнями номеров действительно столкнулся с юридическими затруднениями, подогреваемыми недовольством горожан, узнавших, что новые владельцы отеля едва ли не на все работы намерены нанимать подрядные организации и строителей с юга штата. Роскошная реставрация “Сан-Суси” обошлась намного дороже и затянулась намного дольше, чем ожидалось, так что первый летний сезон отель пропустил, что не помешало местным жителям возмущаться предполагаемыми ценами в грядущем фешенебельном ресторане.
Но это не значит, что сама затея провальная, – по крайней мере, так утверждали сторонники Мойнихана. Вместо того чтобы чинить препятствия предпринимателям, городу следовало бы предложить им налоговые послабления и прочие льготы. То же и с ресторанами. В короткий летний сезон голодные путешественники от отчаяния набиваются даже в “Лошадь”, так почему бы не заманить в Бат парочку молодых шеф-поваров из Нью-Йорка? Выяснить, что еще за медвежий лук, черт побери, и стряпать его, раз приезжие на нем помешаны. Не то чтобы Шуйлер-Спрингс монополизировал мировой рынок медвежьего лука и никого к нему не подпускает. Так новым девизом в одночасье стало “сотрудничество”. При каждом удобном случае Бат будет сотрудничать на проектах особенной важности не только с ненавистным Шуйлер-Спрингс и богатенькими ньюйоркцами, но и с местными предпринимателями.
Одним из таких местных предпринимателей был Карл Робак; горожане удивились, узнав, что он, оказывается, бизнесмен, поскольку всю жизнь знали его как мошенника и засранца. Кенни, его отца, в Бате любили. Кенни с нуля создал строительную компанию “Тип-Топ”, вкалывая по четырнадцать часов в сутки. Как многие люди его поколения, он надеялся, что сыну уже не придется так тяжело работать. На этот счет он мог и не волноваться. В колледже Карл выучился выпивать, соблазнять женщин, тратить отцовы денежки и ненавидеть всё, что связано с “Кархартт”, особенно отношение этой компании к честному тяжелому труду. Вернувшись домой, Карл ничем не обнаруживал, что вообще намерен работать, будь на то его воля.
После скоропостижной смерти отца работать Карлу все же пришлось, но он ленился, халтурил и едва не лишился компании, когда накрылся проект луна-парка. Напрямую Карл не участвовал в этой провальной затее, но пронюхал о ней одним из первых и купил практически даром участок земли по соседству, рассудив, что в конце концов тот понадобится под парковку. И на федеральные деньги выстроил на нем с десяток дешевых домов, дожидаясь, пока начнут возводить луна-парк, после чего Карл рассчитывал продать участок со всеми усовершенствованиями за грабительскую сумму. Но в последний момент с финансированием не сложилось, а поскольку Карл не видел причин строить дома по правилам (он ведь думал, что там сроду никто не поселится), то и попал в переплет: у него остался десяток домов, не соответствующих нормативам, в которых новенькие крыши протекали, а пористые, точно губка, цоколи впитывали ядовитую жижу с близлежащих низин всякий раз, как шел дождь, и плесневелые стены пестрели огромными трещинами, будто после землетрясения. На то, чтобы вытащить “Тип-Топ” из трясины судебных тяжб, ушло без малого десять лет. Чтобы спасти компанию, Карлу пришлось продать свой дом и половину тяжелой строительной техники – причем ту, которая еще работала, жаловался он знакомым. Потеря дома его не печалила, поскольку в ту пору Тоби, его жена, как раз с ним разводилась и дом все равно достался бы ей, но тем не менее. Словом, последние десять лет выдались для Карла мучительно неудачными, но пережитые невзгоды, по всеобщему мнению, не научили его ровным счетом ничему.
Сейчас он перестраивал здание давно заброшенной обувной фабрики на Лаймрок-стрит, и работа не задалась с самого начала. Проект лофтов “Старая фабрика” был до изумления идиотским – по крайней мере, на взгляд большинства. С тех самых пор, как о нем объявили, горожане писали в “Еженедельник Норт-Бата” письма, в которых называли лофт откровенным безумием и пустой тратой денег “партнеров” (то есть налогоплательщиков). Даже если предположить, что фабрику удастся отремонтировать – с чем никто из писавших не соглашался – и выгнать оттуда полчища крыс, обитавших в подвалах здания, да вдобавок починить крышу, протекавшую сорок лет, у кого из обитателей Бата найдутся деньги, чтобы купить там жилье? Самые дешевые апартаменты на первом этаже будут стоить около четверти миллиона долларов, а более просторные на последнем – в три раза дороже. Цены как в Шуйлере.
Но мэр Мойнихан – а он лично внес первый взнос за одну из квартир – утверждал,
