Дураки все - Ричард Руссо
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Дураки все - Ричард Руссо краткое содержание
Второй роман саги про городок Норт-Бат и его обитателей. Салли за время, минувшее с событий первой книги, внезапно привалила удача, но Салли всегда понимал, что удача и везение – вещи мимолетные, и вот он рассматривает заключение кардиолога, согласно которому ему осталось от силы два года, а скорее, один. Сам этот факт не особо волнует Салли, куда больше его беспокоит, как он сообщит эту новость людям, которые составляют суть его баламутной жизни. Рут, его многолетняя замужняя любовница; верный простак Руб, который по-прежнему задается вопросом, может ли он называться лучшим другом Салли; сын и внук, для которых Салли большую часть жизни был человеком отсутствующим, – как им сказать?.. А ведь еще есть Карл Робак, продолжающий лелеять грандиозные проекты, и начальник полиции Дуглас Реймер, жена которого, убегая с таинственным любовником, в буквальном смысле добралась лишь до последней ступеньки лестницы, да и все прочие обитатели Норт-Бата, у которых проблем что опавших листьев в осеннем лесу… И весь городок вряд ли справится без Салли, а уж когда из не слишком отдаленных мест вернулся главный местный злодей…
“Дураки все” – роман, полный юмора, тепла, сердечности и героев, которых невозможно не полюбить.
Дураки все читать онлайн бесплатно
Ричард Руссо
Дураки все
Говарду Фрэнку Мошеру
Richard Russo
Everybody's Fool
Перевод с английского Юлии Полещук
Everybody’s Fool by Richard Russo
Copyright © 2016 by Richard Russo
All rights reserved
Книга издана с любезного согласия автора при содействии литературного агентства Permissions & Rights Ltd.
© Юлия Полещук, перевод, 2025
© Андрей Бондаренко, оформление, 2025
© “Фантом Пресс”, издание, 2025
Треугольник
Кладбище Хиллдейл в Норт-Бате ровно посередине делилось на две части, Хилл и Дейл, между ними тянулась широкая щебеночная дорога, в пору колониальную по ней ездили на повозках. Первые дюжие обитатели городка не то чтобы вовсе не задумывались о смерти, однако явно не осознавали, сколько человек умрет и сколько земли понадобится на последние пристанища для тех, кого сгубят суровые зимы, стычки с туземцами и недуги. А может, они, наоборот, недооценивали жизнь и собственную плодовитость? Итог, как ни странно, оказался таким же. Клочок земли на окраине, отведенный под кладбище, вскоре заполнили, потом переполнили, потом набили до отказа; в конце концов покойники вырвались за его пределы, хлынули через ныне заасфальтированную двухполосную дорогу на равнинные пустоши и добрались до самого нового шоссе, ведущего к федеральной автомагистрали. Оставалось только гадать, куда они устремятся потом.
Старая часть кладбища, то есть Хилл, хоть в 1970-е и пострадала от графиоза, а в недавние годы от плесени, подточившей корни деревьев, – те слабели и сохли, отчего земля нежданно-негаданно проседала, – всё ж не утратила очарования: ее вековая растительность и поныне дарила посетителям тень и прохладу легкого ветерка. Пологие холмы и извилистые гравийные дорожки дышали уютом и простотой, так что даже казалось, будто те, кто обрел покой под здешними живописными пригорками – а некоторых умерших предали земле еще до Войны за независимость[1], – очутились здесь не вынужденно, а добровольно. Словно они даже не столько скончались, сколько мирно дремлют под покосившимися надгробиями, похожими на видавшие виды удобные шляпы, лихо заломленные набекрень. И кто их осудит, что они, хлопнув по кнопке будильника, предпочли поваляться еще с четверть века, – ведь мир, где им выпало бы проснуться, изобиловал тяготами похлеще, чем тот, который они оставили.
Новая часть кладбища, то есть Дейл, была плоская, как столешница из формайки, и глаз радовала не больше. Ее покрывала сеть мощеных аллей, земля на недавних могилах растрескалась, затвердела, а газоны, особенно те, что примыкали к шоссе, смахивали на одеяла из болезненно-желтых и фекально-бурых лоскутьев. Соседние земли, те самые, где некогда собирались разбить луна-парк “Последнее прибежище”, были грязные, топкие. В последнее время их тлетворные грунтовые воды после затяжных дождей пробивали себе путь под дорогой, размывали почву и утаскивали в низину гробы свежеусопших. После разгула стихии нельзя было поручиться, что на участке кладбища, который вы навещаете, покоится тот же гроб, что и неделей ранее. Многим такое положение дел казалось нелогичным. С подобным обилием вод Дейлу бы зеленеть, однако все тамошние насаждения сохли, чахли, словно из сострадания к его постоянным, пусть и неугомонным, обитателям. Не иначе как воды отравлены, судачили горожане. Сколько они себя помнили, на соседних с кладбищем землях тайком закапывали отходы, поэтому тот участок и продали за бесценок несостоявшимся застройщикам луна-парка. В недавнюю затянувшуюся засуху из-под земли выглянули десятки дырявых железных бочек с нарисованными черепом и костями. Одни бочки были старые, ржавые, бог знает, что из них вытекало; другие, поновее, имели пометку “хром”, и это бросало тень подозрения на соседний город Мохок, где когда-то работало несколько кожевенных фабрик, но подозрения эти встречали категорическими и по большей части вескими возражениями. Любому, кто хочет знать, как на кожевенных фабриках обстоят дела с красителями и канцерогенными химикатами, достаточно посетить городскую свалку и реку, протекающую через город, или онкологическое отделение местной больницы. Но ведь откуда-то же взялись эти бочки с ядовитой жижей? Вероятнее всего, с юга штата. Ясно давно: от Нью-Йорка добра не жди. Дерьмо – как жидкое, так и твердое, как в прямом, так и в переносном смысле – течет вверх, отрицая законы физики, зачастую даже в Катскиллы, а порой и до Адирондака.
Очаровательных и изысканных могильных памятников в Дейле не ставили. Там намеренно ограничивались надгробными плитами, которые не могли повалить малолетние варвары. Известная всему Бату учительница восьмых классов Берил Пиплз, время от времени в язвительных письмах в “Еженедельник Норт-Бата” делившаяся скептическими соображениями о человеческой природе, предупреждала, чем это чревато. Из-за плоских надгробий, писала мисс Берил, и без препятствий в виде деревьев или кустов посетители будут использовать кладбище как гигантскую парковку супермаркета и подъезжать на машине прямо к надобной им могиле. В свое время от предостережения отмахнулись, сочтя его возмутительной, безнравственной клеветой на граждан, но старуха оказалась права. Недели не проходило, чтобы кто-нибудь не позвонил в полицейский участок и не сообщил о следах покрышек на бабушкином надгробии, в том самом месте, где, по мнению навестившего могилку, находилось ее прекрасное лицо. “А вам бы понравилось, если по вашей башке проехали бы на пикапе?” – гневно допытывался звонивший.
Начальник полиции Дуглас Реймер, с опозданием прибывший на кладбище проводить в последний путь судью Бартона Флэтта, неизменно терялся, не зная, как отвечать на подобные претензии: ему казалось, они столь нелепы, что и на вопросы-то не тянут. Неужели от него действительно требуют подтвердить, что проехать по могиле чьего-то предка – поступок, бесспорно, бестактный, даже бесцеремонный – вовсе не то же самое, что проехать по голове живого человека (ведь это уже, разумеется, уголовное преступление)? Допустим, он представит себе и то и другое, – какая от этого польза? Люди словно ожидали от него, что он разберется не только с правонарушителями, но и с мирозданием в целом, да ведь первых так много, что не сосчитать, они такие разные, что не объяснить, а второе настолько загадочно, что не постичь умом. С каких это пор начальник полиции обязан заниматься и тем и другим? Разве загадки природы и поведение человека должны объяснять не психиатры, философы и священники – ведь им за это и платят? Реймер обычно понятия не имел, почему сам поступает именно так, а не иначе, где уж ему судить о мотивах чужих поступков!
В чем бы ни заключались его обязанности, чаще всего
