Физическое воспитание - Росарио Вильяхос
Каталина простилась с надеждой на школьную поездку, ради которой столько копила, и на другие поездки тоже. Мама ничего не сказала – предоставила решать папе. А папа объяснил запрет не страхом, что дочь пропадет, а опасением, что она «принесет в подоле», и это поставило крест на их взаимоотношениях. Каталина не слишком расстроилась, что не сможет никуда поехать; в глубине души она тоже боялась. С того момента она уверилась, что единственный способ когда-нибудь покинуть дом – это под руку с мужчиной, который будет ее защищать. Так и быть, пусть отец передаст ее с рук на руки жениху, лишь бы только он оказался лучше, чем тот, кого выбрала себе мама, и не обращался с ней как с маленькой девочкой, которая сама не знает, чего хочет, и которой надо все объяснять. А то мама – как клубок ниток, уменьшается по мере того, как разматывается нитка.
Было в мысли о том, чтобы завести себе парня, выйти замуж и поскорее уехать из дома, что-то такое, что казалось Каталине противоречивым и даже гнетущим, и нередко это заставляло ее сразу оборвать воображаемый сюжет. А вдруг ей достанется жених не лучше, чем маме? На фоне таких сомнений она предпочла бы замыслить побег в одиночку, потому что покинуть дом вместе с парнем подразумевало бы, помимо всего, согласиться на то, чтобы он к ней прикасался. А ей, несмотря на пубертатный период, даже не приходило в голову, что она, быть может, сама захочет прикасаться к парню. Ей тогда казалось, что соглашаться – то же самое, что испытывать влечение. Она уже свыклась с тем, что ее ждет такая же безрадостная половая жизнь, как у мамы: Каталина ни разу не видела, чтобы та целовала папу. И не видела, чтобы папа был с ней ласковым, хоть мама и повторяла, что так у них стало только после свадьбы. По мнению Каталины, мама могла бы рассчитывать на что-нибудь получше.
Сколько раз она слышала, как некоторые девочки в школе говорили, что им больше нравится мутить с парнями, которые не слишком привлекательны или хотя бы не привлекательнее их самих. Только ни одна не объясняла, как эта привлекательность определяется. Глядя вокруг, Каталина часто замечала молоденьких девушек, которых сама признала бы сногсшибательными, с парнями постарше, которых она назвала бы не иначе как чучелами. Зачем далеко ходить: ее папа храпит и на десять лет старше мамы. Одноклассницы оправдывали свой выбор либо зрелостью (хотя кто еще разберет, в чем она выражается), либо внутренней красотой этих парней, обделенных внешними данными, и Каталина думала, что это мило, как в сказке. Красавицы и чудовища. Но потом она задалась вопросом, почему не бывает наоборот. У девушек что, нет внутренней красоты? В чем вообще такая красота заключается? Каталина не сомневалась, что у нее она тоже есть, но вместо того, чтобы понять, что внутренняя красота не есть удел исключительно мужского пола, полагала, что она не такая, как другие девушки (как говорил тот мальчик, когда признавался ей). Проще было думать, что она неправильная девушка, чем примириться с тем, что мужчины не желают признавать ни за животными право на душу, ни за женщинами – право на эту внутреннюю красоту. Раздумывая, такая же она особенная, как мужчины, или нет, Каталина пришла к выводу, что она, как и многие девушки, тоже выбрала бы себе парня, чья внешность не сильно ее привлекает или вообще настолько же ей противна, как ее собственная. Это представлялось проще всего по двум причинам: во-первых, если он ее бросит, особо не по чему будет тосковать. Во-вторых, она к тому времени презирала свое тело, свою фигуру, свой запах, даже то, какова ее кожа на ощупь, настолько, что считала, будто любой немедленно проникнется к ней отвращением, а мужчина, который окажется ее спутником жизни, возможно, будет вынужден довольствоваться тем, что видит перед собой. Как и она.
Эти планы обзавестись парнем казались Каталине немногим более осуществимыми, чем встретить летающего инопланетянина или даже остаться сиротой, учитывая, что в семье уже два года как нет машины, на которой они могли бы попасть в автокатастрофу. Машина была очень старая, но папа все говорил, что скоро приведет ее в порядок. Она месяцами стояла припаркованная у бордюра и ржавела. Соседи стали жаловаться, что его развалюха занимает место и портит впечатление от всего квартала своим неказистым видом. Тогда папа сказал, что в самом деле не так уж много он ездит на машине, и в конце концов отвез ее на свалку, ту самую, через которую Каталина иногда ходит по вечерам и где время от времени паркуются посетители торгового центра неподалеку от ее дома. Прежде чем бросить машину, папа поспешил открутить номера – самое главное, чтобы не пришлось тратиться на эвакуатор и штраф. Проходя мимо, Каталина каждый раз отмечает, что от машины остается все меньше. Сначала пропали зеркала, потом ветровое стекло, заднее стекло, рукоятки, чтобы открывать и закрывать окна. Днем мальчишки съезжали с крыши как с горки, а вскоре после того, как нашли тех трех девочек-автостопщиц, Каталина увидела, что другие три девочки, лет шести–восьми, играют, притворяясь мертвыми в багажнике. Проходя мимо, она услышала, как они спорят, кто будет той, что с самым красивым именем, кто – той, что с челочкой, а кто – той, что была с кошкой на руках на фотографии, которую все время крутили по телевизору. Может быть, они своей игрой переписывали прошлое.
Вид девочек, развлекающихся таким образом в багажнике, ужаснул бы Каталину, если бы она сама в детстве не играла, будто умирает. Ей было настолько скучно в больнице, что иногда она не отзывалась, когда медсестра заходила в палату покормить ее завтраком. Она обнаруживала Каталину лежащей на койке и свесившей голову на плечо, с раскрытым ртом и прилипшей к подбородку ниточкой слюны. Через несколько недель, уже дома, Каталина часто ложилась на пол с открытыми глазами, не шевелясь и даже не моргая, и ждала, пока мимо пойдет мама, папа или Паблито, но они не ходили или не обращали на нее внимания. Она видела, как они устали столько времени думать, что она умрет, и ей даже хотелось умереть по-настоящему, чтобы оправдать их ожидания.
Сейчас, на дороге, дожидаясь, пока ее кто-нибудь подберет, и после тех слов, что ей крикнули незнакомые парни, она снова обдумывает свою преждевременную смерть. Рассуждает сама с собой: а что, если это обычный исход для девушки, которая ловит попутку? Раз уж папа с мамой ожидают, что с ней случится именно это, почему бы и не умереть подобным образом. Такое развитие событий ей представить легче, чем то, что родители спокойно разрешат ей жить самостоятельно без участия какого-либо мужчины; в них вмонтирован этот страх, и отключать они его не собираются, как древний холодильник со сломанным регулятором температуры, который замораживает все, что в него попадает, и, хотя он портит большую часть продуктов, они считают, что он по-прежнему выполняет свою функцию.
Одно время она думала уехать вместе с Амалией. Подруга тоже не любила свой дом, иногда даже говорила, что ненавидит, хотя днем там никого не было, кроме нее и маленькой сестренки, за которой больше некому было присматривать. Мать почти все время пропадала на работе, а отец почти все время пропадал в баре.
Амалия была ее первой подругой, но они не виделись вот уже больше года. После того раза, как Каталина ей не перезвонила, они, случайно столкнувшись на улице, разве что поздороваются и поболтают с полминуты. «Как дела, Амалия?» – «Ой, ты знаешь, да все как обычно». Но Каталина знает только, что Амалия больше не ходит в школу, где они раньше виделись каждый день, и что обе они не гуляют по выходным: Каталина – потому, что у нее
