Человек обитаемый - Франк Буис
— Кто тебе сказал, что он заходил в дом?
— Никто, но он хотел пить, и я подумал…
— Да дала я ему воды!
Удивившись материнской вспыльчивости, Калеб проглотил ложь. Он знал, что ничего больше не добьется. Сара взяла бутылку вина.
— Тебе налить?
— Не откажусь.
Она наполнила стакан сына, а затем свой. Калеб пристально наблюдал за ней.
— Ты что-то жгла сегодня днем?
Сара взяла нож, отрезала ломоть хлеба, положила сверху сыр, откусила кусочек и принялась медленно жевать. Ее лоб покраснел от июньского солнца и покрылся трещинами, словно глинистая почва без воды.
— Старые бумаги, — ответила она.
Калеб глотнул вина.
— Может, мы увидим этого бродягу снова, — сказал он, покачивая стаканом перед глазами.
— Того типа?
— Да, может, он зайдет к нам на днях, по пути обратно.
Сара опустила глаза и сказала:
— Как знать…
— Может, его снова будет мучить жажда.
Гарри
Гарри записал несколько слов в блокноте, затем разорвал лист и оставил обрывки рядом с экземпляром «Черного рассвета». Нужно проветриться.
Он надел пальто, перчатки, ботинки и вышел. Заглянув за амбар и взяв там палку, пересек двор. По ту сторону дороги раскинулось огромное поле, исчезающее из виду вместе с крутым склоном и теряющееся в тумане, менее густом, чем вчера. Гарри прогулялся вдоль канавы до ближайших ворот, приподнял железный крючок, вышел в поле и закрыл за собой. Он спускался напрямую, опираясь на палку, чтобы сохранить равновесие, и снег хрустел с каждым шагом. Оказавшись в самом низу склона, Гарри смог лучше рассмотреть округу: туманная дымка висела в десятке метров над головой, поглощая верхушки деревьев. Он расслышал журчание воды и вскоре увидел ручеек, спрятанный в снегу, среди пробивающейся травы. Камыш выглядывал то тут, то там, словно вязальные спицы, воткнутые в моток расчесанной шерсти. Гарри прошел вперед к тонкому язычку темной воды, вьющейся в расщелине шириной с его собрание сочинений, наклонился к самому незаросшему участку и увидел следы в форме веера. Шорох и раздавшийся за ним вопль насторожили Гарри. Всего на мгновение показалась огромная птица: пепельный призрак тяжело взлетел и исчез в тумане.
Снова воцарилась тишина, навязчивое журчание ручейка леденило кровь. Гарри показалось, будто за ним наблюдают. Тревога росла. Он вспомнил о вое и обернулся, выставив палку вперед. Ничего. Гарри осмотрелся по сторонам. Ничего. Никого. Он попытался успокоиться, но волнение лишь множилось. Крупные снежинки невозмутимо падали на землю. Гарри практически слышал, как они тают, касаясь воды. Он почувствовал себя очень хрупким, словно в ловушке, в удушающем ущелье, над которым возвышались расплывчатые горные вершины. Гарри решил взобраться на склон по своим следам. Через какое-то время послышались шаги. Он замер. Здесь, вдали от ручейка, ритм тишине придавало только его сбитое дыхание. Гарри продолжил путь, и невидимое существо последовало за ним. Туман почти стелился по земле. Шум шагов растворялся, уступая тяжелому сопению зверя — собаки или волка. Гарри застыл, капли пота замерзали на щетине и сковывали губы. Снова тишина. Он попытался убедить себя, что это воображение играет с ним злую шутку, но тревога и страх уже свили гнездо, морок неизвестности окутывал все вокруг. Гарри продолжил путь, ускорил шаг и наконец добрался до ворот. Едва дыша, он откинул крючок и рванул к дому кратчайшим путем. Уже внутри он прильнул к окну, не выпуская из рук палку, и посмотрел во двор. Терпение. Кровь в висках стучала, словно за ним до сих пор гнались, и лишь когда сердцебиение немного успокоилось, Гарри услышал другой звук — мерное тиканье. А после снова наступила тишина.
Выждав, Гарри снял перчатки, пальто, ботинки и разжег печь, уже посмеиваясь над собственным испугом. Он успокаивал себя, повторяя, что все выдумал, что нужно разузнать побольше об этих краях. Ему очень хотелось отдалиться от прошлой жизни.
Гарри всегда жил в городе. Нескольких поездок с родителями на каникулы не хватило, чтобы освоиться в сельской местности, о которой писатель столько мечтал. В городе его взгляд привык постоянно натыкаться на людей, животных, всевозможные препятствия из металла, железа или стекла. Там небо висит очень высоко и нужно задрать голову, чтобы увидеть его краешек; здесь же облака парят на уровне человеческого роста — скорее всего, из-за зимы. В городе звуки, голоса и крики сливаются в общий шум, а здесь все существует само по себе в этом совершенном безмолвии. В городе деревья не могут соревноваться с небоскребами, с их серой корой, с окурками под ногами; здесь же они растут во всю мощь, и нет силы, способной принизить их кроны: даже после удара молнии они выглядят величественно. Здесь электрические провода сплетаются в этакие перегородки загонов для сказочных животных, за которыми наблюдают птицы, словно деревенские овчарки.
Теперь, выбрав именно это место для жизни, Гарри не может так просто сдаться. Постепенно местность откроется ему, нужно лишь найти расщелины, в которые он проскользнет.
Как только тревога спала, Гарри сел на стул у потрескивающего очага, расслабился и позволил разуму потеряться в другом времени, в другом месте. Он больше не мог противиться всплывающим воспоминаниям. Записка, которую оставила девушка ему, еще не писателю: «Мои глаза устали высматривать твое обещание». Он думал о ней. Пожалуй, он слишком много размышлял о жизни, женщинах и литературе, трех несовместимых феноменах женского рода. Вероятно, именно в этом и состояла его главная проблема.
Гарри встал, пока ностальгия не захлестнула его с головой. До сегодняшнего дня он откладывал осмотр чердака. Агент по недвижимости говорил, что там бардак. Гарри толкнул дверь на лестницу, и ледяной сквозняк влепил ему пощечину. Писатель несколько раз нажал на выключатель — безрезультатно. Затворив дверь, он сходил за фонариком и снова поднялся по скрипучим ступенькам. Чудилось, будто дерево ломается под его весом, а холод лишь усиливается с каждой секундой. Гарри приостановился, когда его голова оказалась над полом: луч света прогулялся по округе, обнаруживая неровный паркет и разнообразные предметы всех форм и размеров.
Поднявшись по последним ступенькам, Гарри сосредоточился на том, куда ставить ноги. В единственное слуховое окно, вырезанное в стене, проникало немного естественного света, который, казалось, хлам поглощал в мгновение ока. На полу мерцали осколки разбитой лампочки. Гарри нагнулся, уперся во что-то податливое и тут же отпрянул: ощущение, что он как будто очутился в призрачном поезде на какой-то ярмарке, лишь росло. Посветив перед собой, он увидел качели, прикрепленные к одной из балок. Гарри проверил, крепко ли приделаны веревки, твердя себе, что ни к чему
