Человек обитаемый - Франк Буис
— Поставь их в воду, чтобы не завяли, в ванной есть кувшин.
Эти слова вернули Калеба к реальности больничной палаты. Он отправился в ванную и положил букет в раковину. Заполняя кувшин наполовину, он сдерживал дыхание и не поднимал головы, чтобы ненароком не увидеть собственное отражение в зеркале. Затем развернул фольгу, выбросил ее в мусорное ведро, поставил цветы в воду, принес кувшин в комнату — и лишь в этот момент задышал снова. Он уже направился с букетом к столику на колесах.
— Не сюда, иначе они заберут его.
— А куда их поставить?
— Под кровать, ясное дело.
Калеб с мгновение колебался, но сделал так, как велела мать. Затем он снова встал перед ней. Пальцем ладони, лежащей на подлокотнике, Сара указала на сына:
— А теперь уходи. Мне надо отдохнуть.
Страх уйти ни с чем схватил Калеба за горло — страх, что она умрет до того, как он получит ответ на главный вопрос.
— Мама!
— Что?
— Почему ты никогда не говорила мне о… нем?
— О нем?
— Об отце.
Губы Сары задрожали, она сжала кулаки так сильно, что прозрачные, бесцветные вены в фалангах посинели.
— Его не существует, тут нечего добавить.
— Так не бывает…
— Надо полагать, священники не во всем ошибаются, — презрительно бросила она.
— Мама, пожалуйста, мне нужно знать.
— Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Это мне судить.
Сара разжала кулаки.
— Ну что, ты все-таки расскажешь?
— Я не хочу тебе лгать.
Калеб наклонился, глядя с вызовом и ничуть не опасаясь за больное материнское сердце.
— Года два назад к нам захаживал один тип, кто это был?
— Никто.
Сара несколько раз согнула и разогнула палец, указывая в этот раз на дверь, затем закрыла глаза, сложила ладони на коленях, покрытых пледом, откуда, словно из-под занавески, выглядывали носки фетровых лиловых тапочек. Ее голова опустилась на грудь. Калеб знал, что она притворяется спящей, как и то, что теперь он уже ничего не добьется. Он ушел.
Два года назад Калеб сидел в тракторе с выключенным мотором и наблюдал странное явление: посреди поля, которое он только что выкосил, закрутился вихрь, поднимая в воздух траву на несколько десятков метров и унося ее в сторону долины. Мать говорила, что природа предупреждает людей о грядущих бедах, только те забыли ее язык.
Калеб уже собирался возвращаться домой, как вдруг увидел на дороге мужчину. Он приближался. Пес подбежал к незнакомцу, и тот нагнулся погладить. Пес не сопротивлялся, мужчина встал, придержал рукой шляпу, чтобы не улетела, и посмотрел на Калеба. Чужак походил на бродягу: у него на поясе висели патронташ и фляга, а на спине — свернутое одеяло, перевязанное веревкой. Мужчина был высоким и тощим, в черных штанах и белой рубашке под бежевой курткой. Одежда болталась на нем, словно была с чужого плеча. Калеб никогда раньше не видел этого человека. Вскоре их разделяла лишь решетчатая перегородка с квадратным узором, на которой болтались клоки шерсти, похожие на скальпы, снятые со стариков. Бродяга вытер пот со лба платком, задрал голову, криво улыбнулся в пол щеки и заговорил:
— Добрый день! Это вашу ферму я вижу вон там?
— Вполне возможно.
Мужчина снял шляпу, пригладил редкие волосы назад, надел шляпу обратно, и его глаза снова накрыла тень.
— Красивая собака… добрая.
— Все собаки красивые.
Бродяга постучал по фляге:
— У вас не найдется питьевой воды, чтобы заполнить ее?
Калеб долго всматривался в незнакомца.
— Следуйте за мной, я собирался домой.
Калеб завел мотор, потянул за рычаг и включил первую передачу. Он проехал вдоль перегородки до открытых ворот и вырулил на дорогу. Бродяга шел за ним. Пес бегал между мужчинами, время от времени оборачиваясь.
Оказавшись во дворе, Калеб заглушил мотор. Не успел он спуститься, как мать вышла на порог.
— Ты кого привел?
— Он просто попросил воды.
Бродяга прикоснулся к полям шляпы.
— Мадам, — произнес он, слегка поклонившись.
Она ничего не ответила, долго разглядывая чужака, затем ее веки опустились, а когда она подняла глаза, взгляд уже вперился в сына.
— Тебе нечем заняться? — сухо спросила Сара.
— Я закончил косить.
— Тогда поторопись на сушку.
— Я дам ему воды и уйду.
— Я сама этим займусь, все нормально.
Калеб удивился реакции матери, но не в его привычках было оспаривать приказы. Он отправился за амбар отцепить косилку, а затем впряг сушилку. Когда Калеб шел обратно к калитке, во дворе никого не было. Он вернулся в поле.
После полудня он наблюдал, как черный дым вьется над домом, направляется в сторону долины и исчезает в молочном небе, ровно как трава и сено ранее. Калеб задумался, не является ли все это одним и тем же знаком. Он устоял перед соблазном вернуться на ферму, проверить, не ушел ли бродяга, послушать его и, может быть, поговорить.
Перед ужином Сара расставила тарелки с куском хлеба в каждой, стаканы, приборы, разложила салфетки, опоясанные кольцами из нержавеющей стали. Сидя на скамейке спиной к матери, Калеб гладил пса по голове, зажав ее между коленей, — как только он останавливался, глаза питомца умоляли продолжать.
— Забавный тип, — произнес Калеб.
— Что?
— Забавный тип приходил.
Сара взяла початую бутылку вина из деревянного ящика рядом с буфетом и поставила ее на стол.
— Не видел, чтобы он возвращался, — добавил Калеб.
— Кажется, он ушел в город.
— Кажется.
Сара с вызовом взглянула на сына.
— Вы с ним пообщались? — поинтересовался он.
— Я дала ему воды, вот и все.
— Вот и все, — повторил Калеб.
Он разложил приборы по обе стороны тарелки, вынул салфетку из металлического кольца и принялся пальцем крутить его вперед-назад по столу.
— А ты с ним разговаривал? — через какое-то время спросила Сара.
— Немного; кажется, он любит собак.
Сара достала сыр из холодильного ящика над лестницей, ведущей в погреб. Калеб узнал забытый на лавке платок и взял его: вещь пахла потом бродяги. Калеб спрятал находку в карман. Сара вернулась и разложила сыры по тарелкам.
— Со всеми этими хлопотами не хватило времени приготовить ужин.
— А ведь и правда, не каждый день
