Черешни растут только парами - Магдалена Виткевич
Марек притормозил перед домом. Я быстро открыла дверь и выскочила из машины.
– Мой дом, – тихо сказала я. Я вообще-то не очень сентиментальная, но на этот раз у меня к глазам подступили слезы. – Надо же, мой дом. Не верю.
– Твой, твой, успокойся, – сказал Марек.
– Не могу в это поверить, – мотала я головой.
С одной стороны, меня переполняла радость и ожидание неизвестной красоты. А с другой – я жалела, что не смогла приехать сюда с пани Стефанией.
– У меня совесть нечиста, что я радуюсь, – сказала я тихо. – Я не должна радоваться. Этот дом мой только потому, что ее больше нет среди нас. Хотя, наверное, она хотела бы видеть меня счастливой.
На этот раз Марек вошел со мной внутрь и внимательно все осмотрел. Ну вот, теперь он мог убедиться, что в доме был ремонт. Стены покрашены, на кухне новый кафель. К счастью, камин и изразцовая печь остались в целости и сохранности.
– Еще тысяч двадцать придется здесь вложить. Если не больше, – оценил он.
– Я вложу.
– Может, не стоит? – засомневался он.
– Почему не стоит? – удивилась я.
– Может, лучше продать его таким, какой он есть? – Он открыл шкаф под раковиной и осмотрел установку.
– Но я не хочу продавать его! – крикнула я.
– Как это не хочешь? – удивился он. – А чего же ты тогда хочешь?
– Не знаю, я об этом еще не думала, – помотала я головой. – Но я не могу его продать!
– Почему не можешь? – Марек совсем не понимал меня.
– Потому что это место было для нее важно, – сказала я просто.
– Это сентиментальность. Что ж, бывает. Мне всегда казалось, что ты не такая сентиментальная.
Он испортил мне настроение.
– Да ладно, Зося, не злись. Жизнь – она ведь разная бывает, и с домом и без дома. Просто я прошу тебя подумать, что для тебя лучше.
– Представляешь, пани Стефания всегда говорила мне: «Умножая имущество свое, ты умножаешь заботы свои». Кажется, я только сейчас понимаю, что она имела в виду… Может, сдать его в аренду? Или переехать сюда жить? – Я дерзко взглянула на Марека.
– Сюда? Жить? А как же работа?
– Работа не волк, в лес не убежит.
– Да черт с ним, с этим волком… Я тебя о другом спрашиваю – ты чего, на самом, что ли, деле думаешь перебраться сюда? Ведь это очень непрактично.
– А ты бы скучал?
– Ну а как же, ты еще спрашиваешь. Конечно, скучал бы.
Я прижалась к нему, он поцеловал меня. Вдруг скрипнула дверь.
– Стефания, ты здесь? – раздался мужской голос.
Я вскочила с дивана. На пороге стоял пожилой господин и всматривался в темноту комнаты.
– Я не Стефания, я Зося, – протянула я мужчине руку. – Зофья Краснопольская.
– Анджей Репекк. – Он крепко пожал мою руку и улыбнулся. – Вот, значит, какая ты, Зося. Стефания много о тебе рассказывала. Она не приехала сейчас?
Я словно окаменела.
– Нет… Пани Стефания… Пани Стефании больше нет в живых…
– Как это? Что значит «Стефании нет в живых»? – Он взглянул на меня, на Марека. – Моя Стефания? Нет в живых? Ведь все было так замечательно. Мы же собирались строиться вместе.
Он вдруг схватился за сердце, облокотившись о стену. Через некоторое время он сполз на стул и спрятал лицо в ладонях. Все время он держался за сердце и пытался сделать глоток воздуха.
– Стефания… Боже. Поздно. Все слишком поздно. – Он качал головой. – Иногда жизнь дает нам шанс, но мы слишком поздно его замечаем. Иногда мы можем прикоснуться к своей мечте, но почему-то откладываем этот момент. Откладываем его на потом, на часок, на месяц. На тот срок, к которому мы будем для своей мечты прекрасно подготовлены. А иногда нужно жить моментом, ловить миг удачи. Неважно, что сейчас мы не во фраке и не в бальном платье, второй раз жизнь может не дать нам шанса. А наша мечта, которая была в пределах досягаемости, может улететь словно бабочка. Поздно. – Он встал со стула. – Когда-нибудь я загляну к тебе. Поговорим. Я живу в нескольких домах отсюда. Приходи как-нибудь навестить старика. А теперь мне нужно побыть одному.
Он пошел к двери. Сейчас он казался гораздо старше, чем еще несколько минут назад, когда только заглянул в дом: при вести о смерти пани Стефании этот человек за несколько коротких мгновений постарел на много лет.
– Думаю, это ему она писала письма, – тихо сказала я.
– Письма?
Ах да, я ведь ничего не говорила Мареку о письмах.
– Я нашла одно очень даже романтическое письмо пани Стефании к кому-то. Ни адреса, ни имени. Я прочла его и спрятала в ее бумагах. Думаю, ее адресатом был этот Анджей.
– Любовное письмо? – Марек удивился. – В таком возрасте?
– А ты думаешь, у молодых монополия на любовь? Я уверена, что в любом возрасте можно любить. Неважно, тридцать тебе лет или семьдесят. И всегда одно и то же.
Я была уверена в этом, потому что человеку всегда хочется любить и быть любимым. Не имеет значения, сколько тебе лет, – двадцать пять, семьдесят, восемьдесят, и неважно, в какое время ты живешь, – наш ты современник или смотришь на мир, как та молодая девушка со старой фотографии, висящей на стене внутри «Белой фабрики» Людвига Гейера.
* * *
Сразу после нашей поездки в Лодзь я решила переехать в квартиру, доставшуюся мне от пани Стефании. На сей раз я попросила отца перевезти секретер. Не хотела еще раз просить Марека. Наверняка он не сдержался бы и выдал тираду о том, что однажды он возил этот хлам в совершенно противоположном направлении. Как он не понимает, что эта вещь всегда должна быть рядом со мной! Я с сожалением покидала комнату, в которой прошло мое детство, прошла юность – вся моя жизнь. Но все правильно: мне пора жить самостоятельно.
– Марек переезжает к тебе? – только об одном спросила мама.
– Нет. Я ничего об этом не знаю, – сказала я, не глядя в ее сторону.
– Вы что, поссорились?
– Нет, мама. Все в порядке. Почему ты так думаешь?
– Нет, ничего, – покачала она головой. – Просто мне показалось, что в последнее время вы видитесь реже.
– Нет, мама. Все в порядке. Может быть, немного больше работы. Марек постоянно выигрывает тендеры, один за другим, продолжают появляться
