Черешни растут только парами - Магдалена Виткевич
* * *
Я совершенно не понимала, почему так внезапно, почему так рано. В тот вечер я плакала, уткнувшись маме в плечо.
– Как же это несправедливо – умереть от гриппа или какой другой простуды!
– Зося, – тихо сказала мама. – Простуда или грипп – все это неприятно, но не в них дело. Она была серьезно больна.
– Больна? Чем больна? Она фонтанировала здоровьем, оптимизмом! Я бы точно знала, если бы она была больна!
– Она просила не говорить тебе, – вздохнула мама. – Она не хотела тебя волновать.
Я смотрела на маму так, словно та говорила со мной на неизвестном мне языке. Я ничего не понимала.
– Как это была больна? Чем? – спросила я.
– Множественная миелома.
Два слова. Информация, которая поразила меня как гром среди ясного неба.
– Я должна была это знать, – помотала я головой.
– Я тоже так думаю, дорогая, – обняла меня мама. – Однако пани Стефания была тверда в своем решении.
Я закрыла лицо ладонями.
– И давно ты это знаешь?
– Совсем недавно. Причем узнала случайно. Она проходила обследование. У нас в больнице.
– Когда?
– Когда ты ездила на свадьбу в Быдгощ, – сказала она. – Сначала были обычные базовые анализы. Они мне не понравились, и тогда я направила ее к специалистам.
– Ты понимаешь, если бы я знала, то успела бы попрощаться с ней.
– Да, но это ваше совместное время не было бы для нее таким радостным. А так она умерла счастливой.
* * *
На следующий день я пошла на квартиру пани Стефании. Позвонила по привычке нашим условным звонком – три коротких и один длинный.
Тишина.
Никто не открыл дверь. Я не услышала шарканья ее стоптанных тапочек и не увидела ее улыбчивых глаз.
Я достала из сумочки ключи и открыла дверь, а открыв, почувствовала себя очень странно, как незваный гость. У меня всегда были ключи от ее квартиры, но никогда раньше мне не случалось пользоваться ими. Она всегда стояла на пороге и всегда приветливо встречала меня.
В ее квартире привычно пахло ванилью и шоколадом. На столике стояла тарелка с шоколадным печеньем. Я невольно улыбнулась. Рядом с пустой чашкой лежали письмо и конверт. На нем ручка. Может, мне и не стоило читать это письмо, но я села в кресло и взяла его в руки.
Какой красивый почерк был у пани Стефании! Теперь такой встречается нечасто. Тогда еще я не знала, кому было адресовано это письмо, но, видимо, это был очень важный для пани Стефании человек. Теперь я знаю, кто был ее адресатом. Для меня этот человек тоже стал очень важным.
Дорогой, видать, не суждено нам быть вместе. Еще не сейчас. Я не могу приехать в начале года, потому что мороз страшный, а я так не люблю холод!
От него у меня кости ломит, а еще иммунитет у меня очень слабый. Я в последнее время чувствую себя неважно. Не хочу беспокоить ни тебя, ни Зосю, но, видимо, придется лечь в больницу и пройти основательное обследование. Тогда я буду знать, что делать дальше. Я уже предварительно поговорила с Зосиной мамой, как ты знаешь, она врач, у нее есть связи, и она наверняка мне поможет.
Сил совсем нет. Неужели человек в моем возрасте всегда так себя чувствует? Ведь это несправедливо. Не могу поверить, что Бог так все управил. Когда у нас много энергии, то нет разума, который подсказывал бы нам, куда направить эту энергию. Когда мы уже старики и разум при нас, совершенно не старческий, нам не хватает силы. Что это может значить? А то, что мы должны направлять энергию молодых в нужное русло. Беспокоюсь за Зосю. Она, мне кажется, использует свою замечательную энергию совершенно неправильным образом.
Хочется стать моложе и научиться справляться с этими чудесными современными штучками. Я бы тогда написала это письмо на Зосином компьютере, и оно было бы у тебя уже через несколько секунд. Представляешь? Я смеюсь, потому что и тебе тогда тоже пришлось бы научиться, как получать такие письма. Так что, может быть, остановимся на традиционной переписке. Не мог бы ты купить себе мобильный телефон? А то очень трудно с тобой связаться. Знаешь, иногда нужен быстрый контакт. Сначала я тоже была против, но Зося меня переубедила. Так что, пожалуйста, купи себе телефон.
Стефания
На конверте даже имени не было. Из письма я сделала вывод, что она писала его еще до того, как узнала о заболевании. Или, может быть, не хотела волновать адресата? Не знаю. Она не успела отправить свое сообщение. Нет, я знала, куда собиралась ехать пани Стефания в начале нового года. Она что-то говорила о Руде Пабьяницкой, но ничего не сказала о человеке, который должен был ждать ее там. Ну да, видимо, эта загадка так и останется неразгаданной. Только какое это могло иметь теперь значение? Ведь главное было то, что мне больше не было суждено ее увидать. И как только я поняла это, разрыдалась.
7
После смерти пани Стефании я долго приходила в себя. Я вспомнила, что квартира вроде как была отписана мне. Мы как-то говорили об этом. Так оно и случилось. Я нашла написанное от руки завещание, заверенное нотариусом, в котором пани Стефания указала, что я – наследница всего ее состояния: квартиры на десятом этаже, дома в Руде Пабьяницкой, всех сбережений. Я не могла в это поверить.
– Ты теперь богачка! – улыбнулся Марек.
– Я бы предпочла не быть богатой, лишь бы она жила, – пожала я плечами.
Мы сидели с Мареком в доме пани Стефании в новогодний вечер. Я в легинсах и простой тунике, он в фирменных синих джинсах и белоснежной рубашке. Полдня он уговаривал меня, чтобы мы наконец вышли из дома. Я знаю, он делал это из лучших побуждений, чтобы я смогла расслабиться. Но трудно расслабиться, когда ты только что вернулась с похорон своей подруги, попечительницы, названой бабушки и самого главного для тебя человека в мире. Это ничего, что подруга старше в несколько раз. Все равно она была для меня самой главной.
– Марек, я не пойду ни на какую вечеринку, – сказала я в очередной раз в тот вечер.
– Я понимаю тебя. Ну а мне-то что делать? Все-таки Новый
