Почти 15 лет - Микита Франко
Они спускались вниз по лестнице, Слава вполуха выслушивал жалобы сестры, снабженные цитатами Эльзы Арнольдовны («Поясница – это ничего страшного, за этим вашим компьютером надо меньше сидеть»), а сам вдруг начал смутно догадываться, что повёлся на какую-то чушь. Ну, с чего бы Эльза Арнольдовна отказалась от Юли? Только потому, что так сказал Артур? Она ему что, подчиняется? Какая такая у него власть над своей матерью и её врачебным долгом перед другими? Ну почему он, Слава, такой непроходимо тупой?
Получается, он изменил Льву просто так. Просто так! Он даже не сможет объяснить ему, что делал это для благой цели, потому что Лев сразу поймёт, какая это всё ерунда. Лев так и скажет ему: «Ты тупой» и будет прав. А потом бросит его. И тоже будет прав.
Так ему, по крайней мере, казалось тогда, в восемнадцать лет, и он похоронил эту историю в молчании – ещё почти на пятнадцать.
Лев не отпускал его руку всё время, что Слава говорил, и даже в момент, когда захотелось выдернуть её самому, держал крепко. 3адумчиво водил пальцами по сгибам на ладони и слушал с хмурой сосредоточенностью, а Слава, успокаиваясь от его прикосновений, находил в себе силы говорить дальше.
Когда закончил, некоторое время было тихо. Потом Лев ответил, пряча глаза в темноте:
— Я бы так не сказал.
Он всё-таки отпустил руку и зашевелился, как будто собирался встать и уйти, а Слава подумал: «Сейчас психанет», но Лев только подобрался ближе и коснулся губами обнаженного плеча, обнимая. Так странно.
— Не знаю, мне до сих пор кажется, что я повёл себя глупо.
— Я же догадывался… — произнёс он, отнимая губы от кожи.
— Догадывался? – Слава повернул голову к плечу.
— Да, я помню, как ты резко изменился, как задавал странные вопросы о нём, и… Я предполагал, что дело может быть в этом.
— А почему ничего не сказал?
Лев пожал плечами:
— Потому что боялся правды. Пока что-то замалчивается, этого как будто нет. Как в играх с младенцами, — он устало прыснул. – Помню, в детстве мама играла с Пелагеей: пряталась за одеялом, а сестра верила, что она пропала. Я не понимал: как такое возможно? А теперь мне кажется, я всю жизнь в это играл сам с собой. И верил же. Каждый раз почти по-настоящему верил.
Слава чуть не проговорил: «Ну, ничего себе», имея в виду: ничего себе, каким ты стал. Он ему что, в чувствах объясняется – в настоящих человеческих чувствах?
Но подумал, что нужно перестать этому удивляться, хотя бы вслух. Нужно начать воспринимать это как норму, а не исключительность, и тогда, наверное, такие откровенные разговоры друг с другом станут частью их новой жизни.
— Я тоже иногда чувствую что-то такое, — негромко признался Слава. – Как слон в комнате.
— Или труп, — поддакнул Лев.
— Труп даже точнее, — согласился Слава.
— Разлагается и воняет…
— …а мы всё равно как будто не видим.
Они посмотрели друг на друга, и Слава знал, что они думают об одном и том же: о Мики. Лев глянул через плечо на предрассветное небо, и негромко сказал:
— Кажется, понедельник всё-таки наступил.
Это был вторник. Но Слава помнил главное правило дома: «В понедельник мы поговорим о Мики».
Лев [77]
Он решил, что это будет задание, настоящий психологический эксперимент, суть которого заключалась в бездействии. Ничего не сделать. Прийти, посмотреть и ничего не сделать – если справится, значит, молодец. Лев раньше не думал, что из всего, что можно делать на этом свете, самое сложное: не делать ничего.
Уже оказавшись на первом этаже, изучил список компаний, расположенных в том же офисном здании, что и строительная фирма Артура. Так просто сюда было не попасть: Лев пытался пройти, но охранник сказал, что нужен пропуск, а чтобы получить пропуск, нужно стать «клиентом» — чьим угодно. Вот Лев, сидя на мягких диванах в холле, выбирал, чьим же клиентом ему стать. Массажный салон или типография?..
«Стихи, может, напечатать?» — мрачно шутил он сам с собой, записываясь на массаж. На массаж, на который, конечно же, не собирался приходить.
Через час, ко времени приёма, он получил на ресепшене пропуск и добрался до лифтов. Там, рядом с ними, висела навигационная табличка: массаж на девятом, типография на седьмом, а строительная фирма самого главного гавнюка этого города – на двенадцатом. Что ж, отлично. Лев зашел в лифт и покорно доехал до двенадцатого этажа вместе с милейшей старушкой и её собачкой. Собачка гавкала, старушка улыбалась, Лев молчал.
На двенадцатом этаже его ждало новое препятствие: для того, чтобы попасть в офис, нужен был ещё один пропуск – на этот раз пропуск сотрудника. Он вгляделся через стеклянные стены: открытая планировка, open space, зонирование при помощи перегородок – все на виду. А в углу, кажется, кабинет директора – тоже стеклянный. Получается, нужно как-то попасть внутрь…
Он резко отшатнулся, когда невидимая дверь чуть не влетела по лбу: один и сотрудников, заметив его любопытство, поинтересовался, чем может помочь. Лев начал перебирать варианты, могущие оказаться уважительной причиной:
«Мне нужно к директору».
Нет, вряд ли, решат, что он умалишенный, он ведь так и выглядел с этим подглядыванием через стену…
«Смотри, дирижабль!» — и быстро забежать в офис, пока он будет глазеть по сторонам. Но, кажется, такие трюки срабатывают только в «Том и Джери»…
Тогда что? Что?..
— Спасибо, — вежливо сказал Лев, переступая порог – с таким видом, будто этот офис ему принадлежит. – Я забыл пропуск. Никак не могу привыкнуть, на старой работе такой системы не было, — вежливая улыбка, поворот головы и валим. Валим.
Он устремился к кабинету директора, украдкой проверяя через плечо, не бежит ли за ним тот мужчина, чтобы остановить. Вроде не бежит.
И тогда он увидел его через блики стёкол: протокольного планктона с белым воротничком, пружинисто расхаживающего по замкнутому квадрату своего стеклянного офиса. 3амерев над столом, Артур посмотрел в экран монитора, слегка морща лоб, как от головной боли. Поиграв в пальцах ручкой, он потянулся к большой черной кружке и отпил из неё кофе (Лев представлял, что это именно кофе, а не чай), затем поставил её обратно на подставку. Поправил кольца на пальцах, устало провел ладонью по лбу,
