Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев
«Правильное решение» с позиций Кавасаки-сана – это одно, а с позиций Ковтуна – совсем другое.
Хоть и не всегда была ласкова с ним Родина, не всегда справедлива, а все-таки это Родина, она у Ковтуна одна, второй нет.
Ныне полно людей, которые почитают за честь продать ее, – и даже не очень дорого, лишь бы на них обратили внимание и, что важно, – похвалили в Вашингтонском обкоме, погладили по голове и в руку сунули шоколадку, завернутую в десятидолларовую бумажку.
– Примите правильное решение, Ковтун-сан, – повторил японец, сощурил глаза до крохотных щелочек, в которых ярко засветились булавочные головки зрачков, как у всяких добычливых и творческих людей, у него зажглось внутреннее электричество, – а я вас не обижу.
Лучше бы приезжий японский друг не говорил этого.
Ковтун улыбнулся благожелательно, наклонил голову, ему сделалось больно: он никогда до ельцинской (а точнее, до горбачевской) поры не думал, что в России можно будет все продать и все купить, а тех, кто так не думает, в нынешние времена просто причислить к людям второго сорта, а то и третьего; к ним отнесут и Ковтуна, если он отвергнет предложение японца.
– Я подумаю, Кавасаки-сан, – сказал он, – а сейчас предлагаю поехать и попробовать блюда, по рецептам которых когда-то потчевали царя Ивана Грозного.
– Он здесь жил? – изумленно спросил Кавасаки-сан.
– Да, жил. Пятьсот лет назад.
– О-о-о! – восхищенно протянул японец.
Уже сидя в машине позади водителя, он долго не прекращал тянуть с горловыми восторженными нотками «О-о-о», потом произнес:
– В Японии такого нет!
Тут Кавасаки-сан, конечно, лукавил, либо чего-то не знал: в Японии много старинных блюд, чьим рецептам и пятьсот лет, и шестьсот, Ковтун сам их пробовал и был восхищен, как Кавасаки-сан русскими блюдами, хотя японские повара, по мнению многих друзей Ковтуна, слабее русских.
В Москве, например, японские блюда готовят лучше, чем в Токио, это Ковтун испытал сам на себе, обедая в ресторане «Кануки».
Не может быть, чтобы Кавасаки-сан ничего не знал о старинной кухне Японии, может быть даже и о кухне самурайской.
Обед, где японский гость познакомился с блюдами царского стола, прошел, как принято говорить в протокольной печати, в «теплой, дружественной обстановке».
Конечно, недюревские умельцы много поработали над японскими бочками-компо – не было, наверное, ни одного квадратного дециметра нетронутой площади, который они не усовершенствовали бы, но имелись и такие находки, которые умельцы японские просто не поймут, откроют рот и скажут: «Так не бывает!»
А с точки зрения московских, александровских, недюревских, сергиевпосадских кулибиных и уаттов бывает, еще как бывает. Пусть даже вопреки законам науки, поперек движения техники, с отрицанием разумных постулатов электроники, зоотехники, учения о теплообмене и так далее… Бывает! Иначе бы компо не выдавали качественные удобрения в морозную пору, куры, сидящие в клетках, не несли бы двухжелтковые и трехжелтковые яйца (чуть меньше страусиных), а при несушкином конвейере не работала бы мощная фабрика комбикорма, чья продукция пользуется таким же бешеным спросом, как и яйца недюревских хохлаток. И так далее.
Возникнут и другие вопросы, о которых сейчас даже догадаться нельзя, не то чтобы вычислить их. Это же японцы… Япония – страна загадок, живут в ней люди очень талантливые, неведомо еще, какие тараканы бегают у них в голове.
Ковтуну казалось, что ему обеспечена бессонная ночь, будет он до самого рассвета слушать рев автомобильных моторов, врывающихся в открытое окно, но этого не было. Он уснул очень быстро, проснулся рано, бодрый, готовый действовать. О Кавасаки он совсем не думал, устало выплеснул его из головы и все, вспомнил лишь, когда побрился, умылся и, сидя на кухне, пил кофе…
Днем он вновь встретился с Кавасаки и его верным помощником, еще больше начавшим походить на тень… Впрочем, тень очень сильно смахивала контурами на патрона. Наверное, так оно и должно было быть.
– Ну, Ковтун-сан, вы обдумали мое предложение? – теплым, растекающимся по пространству голосом поинтересовался Кавасаки.
– Обдумал, – готовно отозвался Ковтун, – у меня, Кавасаки-сан, есть контрпредложение.
– Я весь внимание, Ковтун-сан, – почти по-русски высказался японец, лицо у него подобралось, словно бы он почувствовал что-то не очень приятное для себя.
– Я предлагаю, Кавасаки-сан, давайте не будем заключать никаких договоров, соглашений, контрактов и так далее, – вообще оставим всякие премудрости в стороне… Я вам помогу без всяких лицензий довести ваши компо до ума… Вы будете довольны.
– М-м-м. – Кавасаки-сан задумался на несколько мгновений, поприкидывал что-то про себя, хотя очень отчетливо было видно, что именно он прикидывал, и вообще, что может прикидывать всякий капиталист? Только одно: выгодно это ему или нет? – М-м, Ковтун-сан… Давайте в таком случае обсудим кое-какие детали…
Так Ковтун и не продал изобретения и поделки «куриного конвейера», показавшиеся ему ценными, богатому японцу, справедливо посчитав, что они должны остаться дома, в России. Ведь безвременье пройдет обязательно и наступит благодатная пора, когда все это понадобится людям… Ведь не век же мы будем есть «фастфуды», пить кофе «три в одном» и ковырять вилкой сухую лапшу, размоченную в кипятке.
Главное было для него – сделать так, чтобы японец был доволен вниманием, советами, помощью, чтобы с лица его не сходила благожелательная искренняя улыбка и сам он стремился и дальше к сотрудничеству.
Вскоре Ковтун-сан и четвертую башню-компо возвел, сработанную уже по недюревским законам, со всеми совершенствами, придуманными здешними умельцами и другими умными людьми, стала она лучшей в его хозяйстве. Продукция Ковтуна теперь и в магазинах продается, только купить ее непросто – и яйца с голубым недюревским штампом, и удобрения для загородного сада, и сухой гранулированный корм для домашних несушек и не только для них; куриные «фрукты» уходят по специальной разнарядке в Москву – для школьников и детсадовцев, чтобы подрастающее поколение здоровело и любило свою Родину; Недюревка с окрестными деревнями цветет и пахнет, радуется жизни – фабрика Ковтуна здешним жителям и зарплату платит – неплохую даже по столичным меркам, и помогает в вопросах социальных – например, подает чистую артезианскую воду за фабричный счет в здешние дома и вообще позволяет прочно стоять на ногах.
Что же касается японцев, Кавасаки, Ниагавы и других господ, то у Ковтуна с ними полное согласие, приносящее взаимную выгоду. Островитянам выгодно дружить с Ковтуном, а ему – с ними, содружество это, даже если японские тайфуны сомнут все в мире, изгадят, зальют грязной водой землю, не рухнет, даже подмытое желтой замусоренной пеной,
