Тут мой дом - Эльчин Сафарли
…Присели на скамейке под платаном. Вокруг жил город – разными цветами и звуками, абсурдными и логичными событиями, строящимися и ветшающими домами, встречающимися и расстающимися людьми. Мы с бабушкой сидели в этом круговороте, и между нами лежала коробка торта со сливочным кремом и орешками.
Бабушка заговорила о том, что долго хранила внутри, в тишине. О том, что рассыпалось, срасталось, снова разрушалось, переосмысливалось и в итоге стало воспоминанием о любви.
«Она была старше меня на восемь лет. Мама работала бригадиром ночной смены на заводе трансформаторов, приходила под утро и отсыпалась. Кормила, одевала и провожала в школу меня Наида. “Почтимама”, так я ее называла. К восьми вечера мама уходила на очередную смену, поэтому обычно и спать меня укладывала сестра. Сказки читала – и себе, и мне.
Знаешь, по чему я сильно скучаю? По сладкому чаю с долькой лимона. Наида делала его на завтрак. Ни у кого никогда он не получался таким вкусным. Хотя чего особенного: черный чай, сахарный песок, лимон. Но нет, только сестра знала, чего и сколько добавить, как намешать, чтобы получилось как надо. Сейчас думаю, что она не придавала этому процессу особого значения. Это про магию рук, а не про что-то другое.
Пила я чай из “взрослого” стакана, он был в медном потемневшем подстаканнике, с широкой изогнутой ручкой».
…В то утро завтрак готовил папа. Омлет с томатами. Он очищал помидоры от кожуры, когда я услышал бабушкин голос; они с дедушкой только проснулись. Значит, бабушка вот-вот придет на кухню! Я бросил намазывать бутерброды, живо пододвинул табуретку к шкафу, достал с верхней полки стакан с подстаканником. Попросил папу налить в него чаю, он, в отличие от мамы, сделал это без вопросов. Я бросил в стакан дольку лимона, чуть размял ложкой, всыпал две ложки сахара, размешал. Только закончил, как вошла бабушка.
«Доброе утро, ребята». Она попыталась сменить папу с омлетом, но я ее остановил. Усадил за стол, поставил перед ней стакан с приготовленным чаем. Папа с Али не понимали, что происходит, но вникать не стали. Бабушка сделала глоток. «Он почти такой же, как у Наиды. Спасибо тебе, Амир». Я кивнул и приготовил и себе сладкого чая с лимоном. В «детском» стакане.
15. Жажда жить вернётся
В честь наступления весны собрались всей семьей на даче. Наконец-то можно вынести на веранду стол и подолгу сидеть на воздухе. Смотреть на оживающие деревья (на Кормильце появились первые листочки), слушать чириканье птиц, слетающихся к колодцу, вдыхать потеплевший бриз.
Приехали тетя Тора с мужем и двумя дочерьми (они старше нас на два класса), вот-вот подъедет Хати, ждем ее с Али на заборе, предвкушая представительскую «Волгу».
«Напрасно я вам сказала, что Хати везет эклеры с шоколадным кремом. Аж на забор залезли! Держите, накиньте на себя, солнце пока обманчиво», – мама протягивает куртки, одинаковые, в сине-белую полоску. У ее ног крутится Гоша, одурманенный ароматами из кухни, где папа с дедушкой маринуют баранину.
Не успеваем одеться, как из-за угла выплывает «Волга». Замираем от красоты автомобиля, от его знакомо поблескивающих боков. Мужчина за рулем приветственно сигналит, от восторга мы чуть не валимся с забора.
«Волга» грациозно останавливается, и из нее выходит Хати (ветер мгновенно подхватывает запах ее духов) с большущей коробкой эклеров. «Налетайте, красавчики», – голос Хати прерывает наше любование машиной. Спускаемся по приставной лестнице, бежим навстречу гостье.
Пока родители заняты мясом, бабушка на веранде чистит стручковую фасоль, только появившуюся на рынках. В конце мая она нежная и сочная, но со временем грубеет и в июле заканчивается. Бабушка готовит чыхыртму – тушит фасоль с овощами на топленом масле, заливает взбитыми яйцами.
«Торочка, посмотри, какая нежная фасоль, и чистить особо не надо… Да-да, лук полукольцами».
Мы с Хати подходим к столу, покрытому клеенкой с рисунком из желтых груш. Хати обнимает бабушку. «Как поживаете, тетя Гюля?» Ответ звучит философски. «Как? Моментом, доченька! В моем возрасте жить иначе как-то неловко. Пью чай со свежей мятой, сейчас она пахучая. Налить тебе?.. Хати, дорогая, тяжелое, горестное обязательно заканчивается. Наступает момент, когда жажда жить возвращается. Надо ухватиться за это чувство, помочь себе всплыть со дна».
Хати присоединяется к готовке, промывает фасоль, встряхивает в дуршлаге и добавляет к обжаренному луку. «Верить в жизнь при любых обстоятельствах. Нелегкое это дело, тетя Гюля». Хати накрывает крышкой фасоль, оставляет тушиться на слабом огне.
Бабушка толчет в ступке горошковый перец, высыпает его в пиалу, смешивает с солью и куркумой. «Держи, добавишь к фасоли… Доченька, позволить себе счастье гораздо сложнее, чем несчастье, которое всегда под боком, готово укутать мягким пледом. А попробуй рассмотреть и впустить в свою жизнь счастье».
Тора перебирает весенний букет: укроп, лук, кинзу, шпинат и щавель. После долгой зимы насыщенный зеленый цвет радует глаз. Она нарезает зелень, добавляет натертый белый сыр, солит, перчит, перемешивает – начинка для лепешек готова. Осталось замесить тесто, разделить на кусочки и раскатать тонкими кругами на обсыпанной мукой столешнице.
Тора еще не оправилась после потери мамы, тети Наиды, она старается улыбаться, но мы чувствуем, как это ей тяжело. Бабушка то и дело ласково ее касается. «Какое же благословение, что у моей сестры, да упокоит Господь ее душу, такая чудесная девочка. Ты выросла красивой и чуткой.
Уверена, Наида сейчас с нами. Она обязательно добавила бы в начинку для лепешек немного жареного лука. А еще сообщила бы, что сорт фасоли для чыхыртмы называется романо». Тора грустно кивает, а потом поворачивается ко мне: «Сбегаешь за луком на кухню, малыш?» Хати уходит мыть кухонную доску. Бабушка закидывает к фасоли помидорные кубики.
…Никто, кроме меня, тети Торы и ее дочерей, не захотел на море. Все ели, пили, пели за столом. Наевшийся баранины Гоша похрапывал на пороге. «Какое море, Амир? – Дедушка разливал по бокалам домашнее вино; он
