Почти 15 лет - Микита Франко
Слава никогда не слышал такого благоговейного восхищения от сына. Всё, что он считал в себе сильными сторонами – спокойствие, рациональность, дипломатичность – меркло перед отцом с битой. Перед отцом в берцах. Перед отцом, который позовёт избить человека.
И, может, это злило Славу больше всего остального. Ревность.
В полночь в дверь позвонили. В кровати недовольно заелозил засыпающий Ваня, и Слава, прежде чем впустить незваного гостя, прикрыл дверь в детскую. Бесшумно ступив на порог, он заглянул в глазок. Кто бы сомневался…
Открыв дверь, Слава сказал тоном родителя младенца:
— Чего ты трезвонишь? Ребенок спит.
Лев, прислонившись к косяку, виновато прошептал:
— Прости.
— Я просил не приезжать, — напомнил Слава.
— Нашего ребенка изнасиловали, — негромко сказал Лев. – Ты даже не хочешь это обсудить?
Слава не знал, хотел этого или нет. Но если одному из них было необходимо поделиться болью с другим, он посчитал неправильным отказать, и сделал шаг в сторону, пропуская Льва.
Он снял пальто, оставшись в тёмной футболке и джинсах, и Слава испытал облегчение, не увидев ни белой рубашки, ни выглаженных брюк. Сдержав удивление (боясь спугнуть новый имидж Льва излишними эмоциями), Слава спросил, вешая пальто Льва на вешалку: — Сделать тебе чай?
— Кофе, — попросил Лев.
Слава, усмехнувшись, напомнил:
— Я же делаю «бледную разведенную в молоке бурду».
— Меня устроит любая бурда, если её сделаешь ты, — и он неожиданно прижался губами к Славиному виску, сократив расстояние до миллиметров.
Слава задохнулся на полувдохе, втягивая сандаловый запах, удерживаясь от порыва зарыться носом в теплую шею.
— Ты нарушил дистанцию, — хрипло поговорил Слава.
— А зачем она сейчас нужна?
Он не нашелся, что на это ответить.
Они прошли на кухню, где Славу вдруг передернуло от странного узнавания ситуации: Лев, устроившись за столом, внимательно следит, как он ставит чайник на плиту. Орудие, пригодное для швыряния об стену, теперь было на его стороне.
Подавляя в себе эти не к месту вылезшие в памяти болезненные переживания, Слава залил крупинки растворимого кофе кипятком и молоком, и, размешав, поставил кружку перед Львом. Себе сделал чай.
Они сели друг напротив друга, как в том кафе, где состоялся один из худших разговоров об их отношениях. А теперь предстояло говорить о другом.
— Ты был прав, — вдруг сказал Лев.
Слава поднял на него взгляд, спрашивая: что это значит? Не верилось, что он это всерьёз.
— Мне не надо было его звать.
Слава молчал, удерживаясь от раздраженного: «Я же говорил!». Но что тут еще скажешь? Он действительно об этом говорил.
— Не могу перестать думать о том, что всё то время, пока мы ругались, сходились и расходились, с нашим сыном происходило… всё это, — продолжал Лев. – Тебе не кажется, что мы тратили время на какую-то хрень?
Слава усмехнулся:
— Изнасилование нашего сына не отменяет того, что делал ты.
— А что делал я?
— Ты и сам знаешь, я устал снова и снова перечислять. Может, если бы я раньше начал «тратить время на какую-то хрень», этого бы вообще не случилось.
— И у тебя тоже я виноват, — хмыкнул Лев.
— Я не так сказал.
— А как ты сказал?
— Я имел в виду, что та нездоровая модель отношений, которую мы демонстрировали детям, учила их строить такие же нездоровые отношения с другими людьми. Это повышало риск попасть в ужасную ситуацию. Нам стоило разобраться друг с другом гораздо раньше.
— То есть, расстаться гораздо раньше, — кивнул Лев.
— Я много раз предлагал тебе другие варианты.
— Которые начинаются на слово «психо»? – насмешливо уточнил муж.
— Именно они.
Лев покачал головой, посмотрев в сторону:
— Какая теперь уже разница? Может, ходи я на психотерапию, его бы еще в семь лет сбил автобус, потому что я бы не смог забрать его из школы. Откуда тебе знать, что любая другая альтернатива лучше того, что есть сейчас? Может, лучшая реальность – это та, в которой мы живём, а не та, которая тебе снится?
С этим сложно поспорить, когда в альтернативной реальности тебе выстреливают в живот.
Но Слава с надеждой спросил:
— Может, хотя бы сейчас начнешь?
— Ты хочешь, чтобы Мики сбил автобус? Мало тебе, что ребенка изнасиловали, ты еще и усугубляешь, да?
— Не смешно, — ответил Слава, но улыбку сдержать не сумел.
Лев серьёзно сказал:
— Я подумаю. Обещаю.
От неожиданности Слава сел прямее.
— О психотерапии? Серьезно?
Лев кивнул.
— Я бы очень хотел, чтобы у нас всё наладилось, — несмело дотронувшись до Славиной руки, он уточнил: — А ты?
Наверное, когда хочешь зарыться носом в чью-то шею и вдыхать его запах до ощущения головокружения – это, значит, да? Слава тоже кивнул.
— Можно провести с тобой ночь? – шепотом спросил Лев.
Слава ответил тоже шепотом:
— Можно. После психотерапии.
— Я не имел в виду секс, может, просто…
— Я пока не готов, — перебил его Слава. – Даже к «просто».
Лев на удивление спокойно принял этот ответ. Допив свой кофе, он сказал:
— Тогда я пойду.
— Иди.
Он вышел из-за стола и, наклонившись, прошептал Славе на ухо:
— Хочу, чтоб ты знал: во всех моих вселенных лучшее, что со мной случается – это ты.
Почти 15 лет. Лев [65]
Одной из любимых фраз его отца была: «Учеба – это твоя ответственность». Или, если брать шире: «Я зарабатываю деньги, содержу тебя, обеспечиваю твоё будущее, а ты не можешь справиться со своей единственной ответственностью – учебой!».
Лев слышал это каждый раз, когда получал оценки ниже четверки. Иногда, если отец был в благодушном настроении, наказания за «безответственность» ограничивались ленивыми подзатыльниками, но в худшие из дней папа применял прут.
Еще будучи маленьким, Лёва, плача в комнате, думал: «Никогда не буду бить детей из-за троек».
Он сдержал это обещание перед собой – он никогда не бил ни Мики, ни Ваню за плохие оценки. Даже в мыслях не было. Это было табу, а все табу он вынес из собственного детства: не повторять за отцом, не повторять за отцом, не повторять за отцом…
Он не думал, что вырывания листков из тетрадки травмируют Мики также, как его в своё время травмировал хлесткий прутик. Ему было смешно от этой мысли. Это
